Кист стал писать для меня диски. Он собрал почти всю мою коллекцию заново. Когда-то я бы не поверила, что такое возможно. Этот парень всегда был одной ногой в другой Вселенной. Мы стали парой, избежав дурацкого диалога: «Ты будешь моей девушкой?» Кистен превращал углы в овалы, переходы – в размытые границы. Небо – в сахарную вату, снег – в кукурузные хлопья. Мне нравилось смотреть, как он пишет стихи и музыку. Так сосредоточенно, медленно, не торопясь. Его длинные пальцы порхали над клавишами фортепьяно, заставляя несчастные кнопки прогибаться, гнуться и страдать. Его спокойствие казалось ненормальным.., но как оно грело. Оно питало мою суету, ломало закрытые двери, разрушало обыденность и напоминало, что смех не всегда уместен. Но так необходим. Однажды мы поссорились. Сильно. Стоя во дворе у крыльца, мы решили разложить по полочкам то, что невозможно исправить. Решили поиграть с огнем после месяца отношений. Я до сих пор помню, как искривилось тогда еще безразличное мне лицо. Как напряглись челюсти, оживляя желваки на щеках. Как сжались пальцы на ободке шлема. «Нельзя ненавидеть человека за поступки, нельзя судить, Белла. Жизнь – большие весы, которые нельзя обмануть. Все получают по заслугам. Но решаешь не ты» - он сжал губы и уставился в пустоту поверх моей головы. «Кист, не говори таким приятным и уверенным тоном! Тебя послушать – так и смертную казнь надо отменить!» - я злилась, думая, что была бы не против данного эксцесса в отношении своей мамаши. «Я бы отменил. Вечные страдания здесь – страшнее смерти» - Кистен достал тонкую сигарету и прикурил. Как всегда потянуло клубничным ароматом. Сейчас, наслаждаясь клубникой, я закрываю глаза, вспоминаю дымок и его красивый рот. А тогда… «Слушай, брось ее, о важном говорим, не отвлекайся на никотин!» - он моргнул и… улыбнулся. «Детка, придет день, когда все встанет на свои места и это» - Кист тряхнул сигаретой – «Не будет иметь никакого значения. Я не отрицаю, что табак укорачивает жизнь. Спиртное подрывает здоровье. Знаешь, мне всегда казалось странным, как люди умудряются превратить то, что изначально задумано для пользы, в отраву» - затянувшись, он все же посмотрел мне в глаза. Очень удивленные глаза, надо признать. «Кист, я еще не встречала таких, как ты…» - вот так, притушил почти весь запал! «Каких?» - приятный, медленный тенор почти растворился в голубом мареве. «Таких, что любят переворачивать очевидные вещи с ног на голову!» - я снова начинала злиться, мозгом оспаривая его правоту, а сердцем чувствуя другое. «Белз, ты – перевернула мою жизнь, доказала, что даже у края пропасти человек еще может бороться» - Кистен резко выдохнул дым. Карие глаза полыхнули поцарапанным обсидианом. – «Неужели не понимаешь, за что стоит бороться на самом деле, вдыхая этот сладкий воздух, подаренный миром!? Неужели не видишь, как много не успевают люди, торопясь в детстве и упираясь в зрелости?!» - я открыла рот, пытаясь что-то сказать, но он не позволил. – «Ты тратишь силы, ненавидя собственную мать, хотя знаешь, что если завтра вы столкнетесь в толпе, последствия будут непредсказуемы!» - эта фраза прозвучала в тишине, как щелчок кнута, остро и звонко. Резко закрыв рот, я зажмурилась, пытаясь осознать, что он только что сказал. Что он сказал… Я не помню Викторию. Но помню шепот одноклассников за спиной. Сочувствующе-злорадные взгляды. Понимающие улыбки. Якобы безобидные намеки. Презрение некоторых родителей. Мечту купить маму в магазине. Мольбы, обращенные к гребаному Санте. Кист, это было немного… чересчур. Чувствуя, как слезы медленно и скоро заполняют глаза, я побежала, стараясь не заорать в голос. Стараясь не дать этой чертовой ране расползтись до катастрофических размеров и не позволить поглотить остатки разумного. Я бежала, понимая, что Кист в чем-то прав, а я – слаба в нежелании смириться и отпустить. Он почти сбил меня с ног и схватил так сильно, что заныли предплечья. Эта боль была настоящей и немного отрезвила, заставив детские сопли схлынуть в отвоеванный уголок души. Открыв глаза, я увидела край леса. Услышала крик заблудившейся сойки. Почувствовала легкие поцелуи ветра на щеках. Приняла шепот мудрой травы. И все же заплакала. Кистен прижал меня к себе так крепко, что железные бляхи куртки впились в грудь и живот, но видит бог, звук биения его быстрого сердца стал самым важным, нужным и необходимым. Захлебываясь слезами, жадно глотаю запах, ощущение и жизнь… Отец дал мне все, что мог, но не сумел научить дышать без матери. Это было не в его власти. Ласка, любовь, смех – Джеймс дал мне многое. Но не сумел прыгнуть выше головы. «Белль, ты… дорога мне. Прошу, не плачь. Прости, что был так резок. Прости, я увлекся… я не хотел. Не имел права. Я так давно…» - он запнулся и вздохнул, - «Давно не позволял чувствам управлять мозгом. Я забыл каково быть так близко с тем, кто… не безразличен» - он сжал мое тело сильнее, усиливая боль чуть выше пупка. Но она была такой далекой, такой призрачной… «Можно тебя поцеловать?» - так странно. Мы ведь уже целовались. «Почему ты спрашиваешь?» - он чуть помрачнел и попытался улыбнуться. «Боюсь, что оттолкнешь, снова убежишь, и возможно – навсегда. Глупость – вечна, но мелочей не бывает» - Кистен ослабил хватку и опустился на траву посреди луга, увлекая за собой. «Ты дорога мне, девчонка…» - он робко коснулся моих губ, словно дыхание природы, почти незаметно. Ласково. Бережно. Но слез больше не было. Было слишком хорошо.
Снег не бывает черным. Так говорят синоптики. Кистена больше нет, а снег – черный. Почему взрослые не рассказывают нам, что от горя все теряет краски? Вам не кажется, что это - то же, что сказать висельнику: «Мыло отправит тебя в рай»?
Смеешься – только я тебе не верю, Я так боюсь на веки потерять Заранее забытую потерю, Боюсь твою летучесть проморгать.
Твердишь, что алыми губами Меня согреешь через сотни лет – Я рад бы верить, но увы, не нами Гасится духом окрыленный свет.
Теперь ты плачешь вовсе не скрываясь, Ты сладкой ложью сердце мне сожгла – Клялась – на веки я с тобой останусь, Увы – ты одного мне не дала…
Снег не бывает черным. Так говорят синоптики. Кистена больше нет, а снег – черный. Почему взрослые не рассказывают нам, что от горя все теряет краски? Вам не кажется, что это - то же, что сказать висельнику: «Мыло отправит тебя в рай»?
у меня даже нет слов.................... Это так глубоко.... Каждая строчка пропитана глубиной мысли! Насть, реально низкий поклон тебе! Я не знаю как еще выразить своё восхищение!!!!!
п.с. реально скучала по твоим превосходным творениям!
- Ты ни о ком не заботишься кроме себя! - А если не я, то кто позаботится? (c. BK)
Кистен превращал углы в овалы, переходы – в размытые границы. Небо – в сахарную вату, снег – в кукурузные хлопья.
бог!
Quote (ArgentumN)
Нельзя ненавидеть человека за поступки, нельзя судить, Белла. Жизнь – большие весы, которые нельзя обмануть. Все получают по заслугам. Но решаешь не ты
эээ... могу поспорить. да, в итоге, решаем не мы. но! как нам жить, когда день за днем обижают и ранят? издеваются и вытирают ноги? получается, мы можем бороться, сопротивляться, но не стоит, тк за нас обидчику кто-то да когда-то воздаст?! извините! у меня не вечное терпение и здоровье. и тем более, как прожить жизнь тут?! никакого морального удовлетворения не будет у меня здесь... будет только боль... но человек не святой. и я считаю, что он должен сражаться. только методы погуманнее и посправедливее выбирать, но не подставлять левую щеку. поэтому если кто-то плохой, не нравится мне из-за характера или поступка, я буду судить его. буду судить относительно себя: хороший он для меня или осел. воть)))
Quote (ArgentumN)
Снег не бывает черным. Так говорят синоптики. Кистена больше нет, а снег – черный. Почему взрослые не рассказывают нам, что от горя все теряет краски? Вам не кажется, что это - то же, что сказать висельнику: «Мыло отправит тебя в рай»
Пчелка права, действительно глубоко. прям тону в этом.
Настя!!! твори!!!!!!!! это волшебные тексты!!!!!!!!!!!!!! прям учебник по философии 21 века.
Настен, а я скучала по тебе, по твоим добрым, прочувствованным фикам, по вашим теплым отзывам, которые грели лучше всякого солнца.
Quote (ArgentumN)
Но проблемы, увы никто не отменял.
правда жизни
Quote (staci)
это волшебные тексты!!!!!!!!!!!!!! прям учебник по философии 21 века
в самую точку!!!!! Подписываюсь под словами Стасика это действительно гениально!!!!!! - Ты ни о ком не заботишься кроме себя! - А если не я, то кто позаботится? (c. BK)
Обожаемая моя! Сижу и улыбаюсь - странная идиотская реакция))))))))) Проблемы конечно никто не отменял, но меня вдруг стукнуло по голове. Мы не можем жить без проблем. Просто не можем... Счастье мимолетно, а сублимировать это чувство можно только преодолевая препятствия. И мы, как последние нарки, устраиваем сами себе пападосы (и это помимо тех, что подкидывает дядька сверху), чтобы в итоге полегчааааало - "дааааа, я это сделалаааа" . Далее читай сначала))))))))))))) Люблю тя сильно !!!! Мое творчество: Видео к фанфу English holiday:
Присев у окна в комнате, я вытащила из рюкзака письмо Элис и бережно разгладила его на подоконнике. Дорогая, а ты меня умыла. Уже второй раз я была в шоке от ее точного попадания и нестандартного мышления. Одиночество – звук будильника и молчание телефона. Эта фраза какой-то великой женщины вспомнилась очень кстати. Мой телефон говорил голосом отца, а потом Кистена. И этого было достаточно. Но именно сейчас стало страшно – что будет, если он замолчит? Навсегда? Распахнув окно, я зажмурилась. Странное чувство отрешенного взгляда на себя со стороны не пугало. Это было интересно. Что если завтра отца больше не будет? Не будет пения в кабинете, рассеянного взгляда за завтраком, запаха корицы и больших, теплых ладоней. Не будет голубых, улыбающихся глаз, поиска ключей от машины по утрам и длинных, черных брюк со стрелками. Не будет спонтанных вылазок на природу, родного бурчания из-за кляксы в рукописи (Джеймс всегда писал от руки, а потом долго и муторно перепечатывал, ругаясь на издателя), теплого огня в камине на Рождество. Как я буду жить без тебя, папа? От этих мыслей на глазах выступили слезы, которые я не стала сдерживать, и они полились, такие горячие, соленые и… необходимые. Мелькнула шальная, будто заблудившаяся фраза, что я плачу впервые после… после чего? Новостей о Кистене или Эдварде? Неожиданно захотелось мыльных пузырей. В верхнем ящике маленькой тумбы у кровати у меня была спрятана яркая, разрисованная снежинками баночка, сладко пахнущая химией, почему-то резиной и мылом. Подпрыгнув, я резко дернула деревяшку так, что планка застонала. Вдруг этой детской игрушки уже нет? Среди помятых тетрадных и альбомных листов, почти в углу, пряталась мечта. Она все еще была там. Бережно достав то, что было так необходимо, я повернула крышку и медленно потянула наружу тонкую пластиковую палочку с кругляшом на конце. Этот самый кругляш и был волшебством. В серединке пустого пространства всеми цветами радуги тягуче переливалась та самая жидкость с непередаваемым ароматом. Когда я была маленькой, казалось, что ее делали волшебные существа, феи, решившие подарить мне сказку. Даже сейчас какая-то часть меня упорно верила в наличие чего-то неотмирного в составе. Дрожащими пальцами я приблизила кругляш ко рту и тихо выдохнула. Разноцветная, маслянистая пленка нехотя поддалась и разлетелась по комнате разного размера шарами. Они неторопливо, как бы лениво, скользили над головой, переливаясь разноцветными, холеными боками. Они никуда не спешили, хотя знали, как коротка жизнь. Они сталкивались, улыбались и толпились, напрыгивая друг на друга, захлебываясь подаренной свободой. Возможностью покрасоваться в сумеречном воздухе. Пространство наполнилось запахом озона, и я неспеша повернулась к окну, тянущемуся к темнеющему небу. Подул легкий ветерок, нарушая гармоничное движение пузырей, половина из которых лопнула с едва заметным, почти неслышным стонущим хлопком. Я снова потянулась к завораживающему кругляшу. Снова выдохнула теплым облачком, напрягая легкие из последних сил. Кусочки детства устремились к окну, как мотыльки на огонь, этакие маленькие камикадзе. Эдвард… Ты меня слышишь? Ты все еще здесь? Ты ведь не уйдешь навсегда, правда? Я вижу тебя в этих красивых, мерцающих сферах. Я слышу твой голос в приближающемся дожде. А ты… Ты слышишь? Я закрыла драгоценную тару и спрятала среди бумаг. Хочу выпить. Совсем немного. Не знаю зачем, но хочу. Отца сегодня дома не было. Его пригласили на прием по случаю презентации новой книги – будущего «бестцеллера». Он так хохотал над редакторшей, которая часто моргала, много суетилась и складывала губы сердечком. Джеймс тоже делал из губ сердечко и тянул, словно пел: «Вы же понимаете, что у меня сроки, опоздаем – и не будет бестцеллера» - потом рассекал по гостиной, вальяжно покачивая бедрами и спрашивал: «Белз, ты тоже так умеешь?». Улыбаясь воспоминаниям, я почти слетела по лестнице и направилась к бару. Папа никогда его не запирал – не от кого было. Сегодня я очень этому порадовалась. Нутро красивого секретера открывалось легким нажатием пальцев на правый угол. Стекляшки засверкали в отблесках света прихожей, заставляя радоваться, что свет в гостиной я не включила. Выудив бутылку виски, я услышала трель мобильного. Черт. Только этого не хватало. Прижав к груди драгоценную тару с не менее драгоценным содержимым, понеслась наверх. Ухватив прохладную пластмассу, не глядя нажала – «принять». «Белз, ты чего так долго трубку не брала?» - голосок Элис был достаточно громким, чтобы просверлить череп. Неужели я недавно страдала по молчащему телефону?! «Эли, я увлеклась мыльными пузырями» - наслаждаюсь ее легкой оторопью и теснее прижимаю спиртное, которое приятной прохладой проникает под футболку. «Белла… С тобой все в порядке?» - голос изменился на приторно-мирный, тот самый, приготовленный для душевно больных. «Все прекрасно, приезжай, вместе подуем в кругляш!» - я почти рассмеялась, не надеясь услышать «да». «Знаешь, я… хотела. Бабушка увезла Брендона к подруге и мне… одиноко» - она мялась, жалась, стеснялась и так приятно все это делала… «Одевайся, я буду через десять минут!» - субарик стоял в гараже – на приемы ездят на такси. Какое счастье, блин. «Может, я сама?..» - представив, сколько она будет добираться, чуть не поседела. «Ты мне больше не веришь?» - под кожей, в районе горла что-то нехорошо дернулось. Может потому, что я сама мало себе верила. Может потому, что я хотела сейчас быть рядом с Эдвардом, у его постели. Держать за руку и целовать безжизненную ладонь, глядя в открытые, почти мертвые глаза. Сидеть на полу, скрестив ноги на автомате, а пальцы – на счастье. «Белла, приезжай, я рада тебе… Но стыдно быть приживалкой» - в глазах потемнело. Деньги. Что такое деньги? За каким чертом их изобрели? Сил моих больше нет! «Я буду через десять минут» - отпустив стекляшку, аккуратно пристроила ее на кровать. Подумав, накрыла подушкой. Кто знает папулю… Хотя он никогда не нарушал пространство моей комнаты без разрешения. «Хорошо» - и она положила трубку. Дурочка. У тебя нет денег, но есть Брэндон. А его ни за какие сокровища не купишь. Я переоделась и прошла в гараж, погруженный в темноту. Было тихо. Только дождь резал спокойствие острыми каплями. Запах озона стал сильнее и почти настойчиво терзал обоняние, стремясь разрушить цель или желание, не знаю. Но он тоже был против меня. Мотор сыто заурчал, подчиняясь мелкой железке, которая его оживляла. Хлипкой, тонкой пластинке. Без которой он был ничем. А потом была трасса. Мокрая, темная, искушающая, как знак бесконечности. Той самой проклятой бесконечности, что отобрала у меня Эдварда и Кистена. Дождь пошел сильнее, играя с ветром в гребаные, веселые салочки. Когда все параллельно. Когда на все плевать. Я чуть опустила голову и подумала, как это было бы – прийти к ним. Поговорить. Отбросить тело. Все то, что привязывает к земле. То, что разделяет и делает больно. Спидометр почти плакал – скорость была сумасшедшей. Но я все не отпускала педаль газа. Я все еще балансировала на притяжении к тем, кто был не безразличен. Я слышала, как надрываются чьи-то сигналы, слышала обрывки проклятий, и резкий визг тормозов, заставляющий ехать быстрее. Я слышала, как стихия все сильнее терзает железку на колесах, и все увеличивала громкость дорогой магнитолы. Женский голос бьет в уши, мешая адекватно воспринимать действительность. Кислотная музыка выворачивает наизнанку. Кист. Тебя больше нет. Остались только песни. Ощущение твоих губ и рук. Тихий смешок. Вечная уверенность в собственной правоте. Блик светлых волос на солнце. Раздраженный жест скуки. Прочувствованные стихи и покой. Эд. Ты еще здесь. А может, и нет. Остались твои жилетки. Ведьмины глаза. Непонятное пристрастие к Цою. Друг-пацифист. Белокурый бог в буцах. Нежные пальцы на плечах. Запах косяков. Взгляд сквозь меня. Тепло прикосновений. Грубые намеки и великолепное знание людей. Такие разные. В чем-то похожие. Как вы могли уйти? Что я сделала не так?!
Когда-нибудь. Это очень долго. Теперь я знаю. Но почему слезы не кончаются?! Почему они говорят, что ты просто уснул, а я не верю? Что они видят в моем лице и пугаются так, что не могут сказать правду? Я же знаю, что тебя больше нет.
Твоя улыбка мне дороже Богатств дарованных извне, Они на чудо не похожи И не помогут в полутьме.
Твоя улыбка горьким ядом, Корит и манит, как топор, И я бреду, пригнувшись, рядом Мне дорог горестный твой двор.
Твоя улыбка – преступленье, Но я не в силах избежать – Тлетворно-гадостное тленье - Я рад, о рад так умирать…
А потом была трасса. Мокрая, темная, искушающая, как знак бесконечности. Той самой проклятой бесконечности, что отобрала у меня Эдварда и Кистена.
Quote (ArgentumN)
Такие разные. В чем-то похожие. Как вы могли уйти? Что я сделала не так?!
боже, как грустно
Quote (ArgentumN)
Твоя улыбка – преступленье, Но я не в силах избежать – Тлетворно-гадостное тленье - Я рад, о рад так умирать…
Настя, что ж ты со мной делаешь? Я просто с ума схожу от этого творения! Спасибо тебе огромное! Ты чудо!!!!!! - Ты ни о ком не заботишься кроме себя! - А если не я, то кто позаботится? (c. BK)
Но он вот такой. 
это действительно гениально!!!!!! 
Чмоки!!!
и пусть только Эдвард рискнет не восстановиться полностью 
