//twilightmovie.ucoz.com - сайт о вампирах. Дневники вампира; Настоящая кровь; Сага Сумерки - Форум

Да-да, это рекорд пока что)))

LO_osk, LO_osk, толи еще будет...)

S.H.I.N.E/Город Ангелов/Они убивают меня

J'ai voulu ce matin te rapporter des roses
Mais j'en avais tant pris dans mes ceintures closes
Que les noeuds trop serres n'ont pu les contenir...©

Туман и мгла. Отличить одно от другого, становиться все сложнее. А надо ли? День за днем густые серые туманы сгущаются над нами. Мы медленно увязаем в утомительных интригах и недомолвках, но вовсе не желаем противостоять этому потоку. Смысла нет – сама суть отошла на второй план. Цель затерялась, следуя правилу: желаемое и есть доступное. Живем, будто в иной реальности, далекой ото всех остальных. Ипостаси неустойчивости, граничащей с пропастью. Этот роскошный мир – недоступная остальным, драгоценная иллюзия прекрасного – идеализированный под стандарт вымысел, где крайность - есть лишь начало, а предел настигнут уже нескончаемое количество раз. Стремление - для нас пустой звук, ведь исход нам известен заранее. Именно его мы и контролируем. Вокруг нас время летит с непомерной скоростью, а мы будто застряли навеки в некой сфере лживого прекрасного, сплетениях и обрывках чьих-то пустых диалогов, кротчайших глупых озарениях, неоправданных мечтаний, вместе с созерцанием убогой реальности, и в тоже время без каких-либо ярко выраженных чувств вообще. Это тупик, верно? Так о чем же говорить, если смысл слов утрачен столь давно?
И Вы знаете, все надлежащие скоропостижные и отчасти необдуманные импульсивные события, те самые, столь часто упоминаемые Мадемуазель Изабель «действительно значимые» действия, в данной ситуации, терпящей крах на наших же с Вами глазах, теряют свою приемлемость. Ведь, в конце концов, что с нами будет, если мы потеряем надежду в свой собственный внутренний мир, где откровения и честность не сможет запятнать даже ложь?)

Нечто, отдаленно напоминающее мне унылый и тихий Лондон, представало перед моими глазами бесцветной нагнетающей картинкой, припорошенной свежим декабрьским снегом. Все стремительно выходило из под контроля. Рушилось вот так просто, в абсолютной тишине под тенью неспешно восходящей луны. И я не мог это остановить. А хотел ли? Черт, да как же тут, в этом крохотном, но, черт подери, слишком значительном для мировой общественности городишке, люди вообще жить могут? Кажется, еще немного, и я сойду с ума.
Облака, накрытые туманами – ничего больше. Не с кем поговорить, а точнее не о чем. Сейчас я везу эту незнакомую мне девушку, чья жизнь в одночасье изменилась от идеальной до невыносимой, причем сам не знаю, куда именно. Ее просьба – некий намек на секундное неуверенное откровение. Сиюминутный отблеск отпущенной на свободу искренности среди черной пелены, затмившей шоколадную дымку ее глаз. Посмотришь раз, а после уже не сможешь отвернуться. Столь глубок и темен ее взгляд, и лишь его чернота говорит о настоящей пустоте, которую он несет окружающим. Наверное, мне не стоило обращать на это внимание. Черт возьми, если так рассуждать, то, наверное, мне вообще не стоило ехать с ней в Сиэтл. Что это, мать вашу, за миссия благодетеля? К чему я вообще с ней связался? Идиот – если одним словом. Но чтобы я, Эдвард Каллен, о чем-то настолько откровенно жалел? Нет уж, лучше внушать самому же себе, что как и прежде, все идет по плану.
С ней все лучшее во мне – это, несомненно, безразличие, замкнутость и гордость вмиг испаряются, а на смену им приходит жалкое чувство вины и… хм, возможно, забота? Черт. Пора с этим заканчивать. Давно пора, если уж быть точнее.

А всему виной, ясное дело, этот наш с ней разговор… Господи, ну почему с ней всегда все так сложно? Час… затем следующий… а я все чаще замечаю, что поневоле начал разделять время «до» и «после». Ха, это похоже на Ад и Рай. А Изабелла главный чертенок во всей этой своре. Да-да, умопомрачительно обворожительный, но все это сути дела не меняет. Кто бы мог подумать, что в циничности есть частичка хрупкости. Именно она и есть этому прямое доказательство. Возможно, это и влечет меня к ней. Ее то дикий, то пустующий, то желающий, то гордый взгляд бесценен. Словно воронкой он манит, без надежды на освобождение. Некая дьяволица, разгадать которую, кажется, не дано никому. Так много она скрывает в себе, очень ценного, прежде всего ей. Возможно, это воспоминания, и вовсе не радостные, но важные ей самой. Загадка без разгадки. Путь без конца. Тьма без света. Как же тут можно разглядеть и прочувствовать что-то более? Это хаос. Это крах.
Ошибки других заранее заключаются в том, что они ищут то, чего на самом деле и не существует. Они не могут просто принять. А я? Черт, да я-то тут, причем вообще? Нужно принимать данность, и лишь от нее отталкиваться впоследствии. Значит, решено – я уезжаю. Но вот стоит ли говорить ей об этом?

Вопросов много. Давать на них ответы намного сложнее, чем спрашивать самому. Все, вроде бы и просто для понимания, но вот сложно для осознания и принятия. Отчасти, главная трудность заключается в самой Белле. Будто в ней заложен некий дефект, не позволяющей девушке ни на сантиметр приблизиться к окружающим. Порой, кажется, будто она и вовсе не от мира сего: дикая и спокойная, непредсказуемая и уравновешенная, страстная и пассивная, жесткая и мягкая, бесчувственная и ранимая, сильная и слабая – идеал. Впервые, я встречаю девушку, глаза которой способны выражать столько эмоций. Она сложный человек. Поразительно, но мне хватило всего пару дней, чтобы понять это. Да, она далеко не идеал женщины для кого-то другого, к примеру, обыкновенного подростка, не значащего ровным счетом ничего. Но меня она смогла… заинтересовать. Белла на самом деле сильная. И, тем не менее, не трудно заметить, особенно, такому как я, что Северная Принцесса определенно полагает и верит, что весь мир крутится вокруг ее королевской персоны. Она и есть центр всей вселенной, и никто не смеет оспаривать данный факт. Но упрекать ее в этом, смысла нет – так уж ее воспитывали. Гордость, знаете ли, на данное время не является ярко выраженным пороком. Она лишь способствует выживанию. Белла непреднамеренно пользуется этим жесточайшим и бескорыстным чувством. Черт, как и все мы. Этот гордый подбородок, вычурно эгоистичный ледяной взгляд, королевская осанка, несминаемое посторонними мнение; то, как она, не задумываясь, ставит свои ценности превыше всех остальных, как люто ненавидит малейшее проявления слабости в свой адрес – все это и составляет ее жестокую натуру, внутри которой все же есть что-то ценное, что-то правильное – какой-то барьер, который заставляет ее отступить, не кануть в пропасть окончательно, пускай и ходить по краю, но держаться стойко.

Этот зимний денек выдался предельно сложным. Но даже все эти, не столь приятные события, не смогли затмить одну лишь ее красоту – непокорную и грациозную. Обольстительное дьявольское очарование, элегантность и сексуальность, подчеркиваемая идеальным легким красным платьем, простым, но от того более великолепным. Легкое колыхание ее темно-каштановых блестящих волос, трепет тонкой ткани на оголенной белоснежной коже – главная черта ее хрупкости, противовесом которой является один только взгляд, непреклонный, требовательный и грустный, скрываемый вечную печаль глубоко-глубоко внутри. Один вопрос не давал мне покое: как она додумалась надеть этот тонкий красный шедевр в такую погоду? Хотя, возможно всему виной недавние события, явно сильно повлиявшие на ее психику.

Черт возьми, а ведь я никогда не был романтиком. Уж извольте. Но красоту в ее непредсказуемых проявлениях видел отчетливо и ясно. И ценил, обязательно ценил… Так почему я не могу насладится ей в полной мере? Что мешает взять желаемое? Ха, вот уж парадокс, ведь я уже взял один раз. И теперь жалею. Повторить ошибку? Простите, но как-то не хочется. Сказать, что Белла достойна лучшего я тоже не могу. Это не вяжется с моей главное теорией: что в принципе мы вообще ничего теперь не достойны. Скорее, я просто искренне, отчасти, желаю ей выкарабкаться из всего этого хаоса, не потеряв рассудок. Но вот помогать ей в этом – это уже абсолютно иной вопрос. Из всех этих не состыковок, единственным верным поступком я считаю отъезд. Знаете ли, как приехал, так и уеду. Вот, только, извещу Беллу об этом заранее. А на ее предсказуемое осуждение мне наплевать. Просто, сделаю то, что должен, и оставлю все позади.

Я склонен считать, что истинно самоанализ помогает разобраться в делах насущных. Теперь, прокручивая в голове недавние события, вроде бы и простая суть вещей теряется, сбивая с пути. Что я почувствовал, когда эта невероятная беззащитная леди замерла посреди дороги, ожидая приближения машины, я уже помню не очень хорошо. Трудно сказать, кто из нас больше испугался: Белла или же сам я. Прокручивая снова и снова все эти затуманенные шоком образы, я словно снова переживаю случившееся у «Hiver Yard». У Изабеллы определенно много проблем. И в тот момент, мне на самом деле, хотелось ей помочь, что мне совершенно не свойственно.
Сейчас я увозил девушку далеко от привычного мира Форкса, в мамино поместье на Северном склоне Ла-Пуш. Там-то мы точно найдем уединение, нужно как ей, так и мне. По дороге к подаренному мне родителями старому замку, мне предоставлялась уйма возможностей начать разговор. И вот, мать вашу, Эдварду Каллену снова неймется! Вопросы об Арчибальде непроизвольно сорвались с языка, но остановиться я, к сожалению, уже не мог. Ее затянувшаяся речь – объяснение, признаюсь, немного успокоила меня. Но через минуту я завелся вновь, обескураженный тем, как ее слова задевают меня. Любое слово Беллы имеет бурный отклик в моем сознании. И заглушить его мне не по силам.
Именно поэтому я решил, наконец, заткнуться и следить за дорогой, а не за словами Изабеллы… ну, и ее прекрасными ножками, так и притягивающими мой и без того, наверняка, дикий взгляд.

Татуаж зимнего пейзажа, весело искрился, то там, то тут чистым серебром, плавно переходящим в изящное золото. Знаете, подобное грандиозное великолепие всегда двойственно. Никогда в своей жизни я еще не встречал полноправной правды, как и чистейшей красоты – люди, утверждающие обратное, просто врут. Но сейчас, черт побери, все это действительно походит на правду. И даже любимые гортензии несомненной ценительницы идеала – моей матери, не могут тягаться с этой обыкновенной, и в тоже время волшебной, расцветающей на глазах пустошью. Черт, а ведь согласитесь, что всю эту напускную таинственность и прочую подобную чушь можно сравнить с обыкновенной ложью, которая окружает нас всюду. Как я уже не раз утверждал, наш мир излишне циничен, а мы есть его главное содержимое. Люди в последнее время возомнили о себе чересчур многое. Но, зачем кому-нибудь отказывать себе в этом крошечной удовольствии? Ради чего? Мы все живем в некой иллюзии, воплощая в себе, причем довольно-таки успешно, худшие из понятий, существующих на данный момент. Ну, к примеру, представьте себе раритетную шкатулку с какого-нибудь «Блошиного рынка» под Парижем: да, она красива и изящна, расшита бордовым бархатом, но если заглянуть внутрь, то мы обнаружим всего-навсего пустоту. Вот так вот и мы - люди. Многие слишком глупы, чтобы понять это, или же наоборот, самооценка завышена настолько, что само по себе чувство радости искореняется в их сознании.

Но не только созерцание необузданной затуманенной природы привлекало мое внимание. Белла заснула. Поразительно, какие простые события порой случаются в нашей жизни. Продолжать следить за дорогой не было сил. Мне хотелось хоть немного времени посвятить Изабелле. Поэтому несколько минут спустя я остановился, на этот раз, благоразумно, съехав на обочину и заглушив двигатель автомобиля. Вот так смотреть на нее, ничего не говоря, не слыша колкие ответы, было изумительно. Спокойно. Именно так, как я и любил. Без раздражающей спонтанности и необдуманной резкости. Но таким моментам не суждено продлиться вечно. Через некоторое время мне все же пришлось возобновить путь до «Rêve», как когда-то давно назвала поместье Эсми. На самом деле огромный замок по мне так был определенно далек до мечты, но каким-то не мысленным образом он смог очаровать мою мать.

Ночь была безжалостна, а черные туманы столпились над «Rêve». Но мне было радужно находиться здесь не одному. Ее беззвучная поддержка - молчаливое согласие Изабеллы, не имеющее под собой ни единого доказательства верности, все же, в совокупности, давало мне некий отблеск на неразгаданное ранее доверие. С максимально возможной осторожностью я отнес спящую красавицу в бывшую комнату моих родителей. Не хотелось оставлять ее там, в одиночестве, но и возможность смутить своим присутствием именно сейчас не привлекала. Мне нужно было немного уединения - капля одиночества.

В надежде отыскать хоть какие-нибудь ответы, я отправился в миниатюрный сад, занесенный первым снегом. Никогда бы не подумал, что ночная тишина может быть настолько приятной. В эту воодушевляющую на покой ночь, притягательная глубина тиши заволакивала умиротворенным спокойствием пылкий рассудок. Ласкающий ухо шум, еле слышно доносящийся с прибоя, словно существовал отдельно ото всех – от всего мироздания, создавая сам по себе, непонятную никому, и все же небывало чудеснейшую мелодию, рассказывающую о неизведанных землях и сюрреалистичных городах – выдуманных нами мирах, где свобода и есть счастье, в отличие от утомительной реальности. Но ни одиночество сейчас радовало меня, и даже не дом, каким бы далеким он ни был. Манило не море. Звала не колыбель спящих волн на освещенном лунным светом побережье. И любовался я вовсе не затмением, поражающим своим великолепием. Все это смог затмить один лишь человек, а точнее краткое воспоминание о нем. Образ моей незнакомки. Тайна как раз заключается в ней, но никак не в скучающей природе.
«Париж в ночи» - вы слышали о нем? Краткая зарисовка Жака Превера, рассказывающая о многом, но не объясняющая ничего.

Trois allumettes une à une allumées dans la nuit*
Оно приходит само, появляясь яркой вспышкой молнии в сознании.
La première pour voir ton visage tout entire
И я видел ее. Как хрупкое тело идеальной женщины содрогалось от холода в этом далеком поместье. Где ветер поднимает снега и возносит их к небесам, сминая бурей все вокруг, прогоняя вековые туманы.
La seconde pour voir tes yeux
Океан и безграничный омут – ничто, по сравнению с глубиной ее шоколадных глаз. Вот, что действительно призывает. Взгляд подобен действию наркотика. Стоит взглянуть хотя бы один раз – и ты раб навеки. Но я не тот, кто смог бы принять такую данность. Нет. Вольность здесь важнее всего. Уверен, как и для самой Беллы.
La dernière pour voir ta bouche
Ее губы, прикосновение к ним. Сначала хрупкое и еле уловимое, но затем все более и более уверенное. Как же теперь уйти? Просто покинуть навсегда? Смогу ли?
Et l'obscurité tout entière pour me rappeler tout cela
Уверен, что теперь никогда мне этого не забыть - нашего с ней момента. Ранее, я всегда волей-неволей оставался один, но сейчас, зная, что рядом когда-то присутствовала она, былой восторг от уединения никогда не посетит меня. Я снова превращусь в камень. Без чувств. Без эмоций.
En te serrant dans mes bras.
Именно это – все для меня на данные мгновения. Только бы остановить время. Но его я купить не смогу. Почему так, черт возьми? Чем это хреново время такое особенное? А ведь только оно и нужно. Но на сей раз, ни мы имеем власть над ним, а оно над нами. Как унизительно.

Итак: где-то в потаенных уголочках сердца раздался звонкий колокол. Сразу вспоминаю звучный рокот поутру, в холостяцкой пустой квартирке, прямо напротив Биг Бена. Первый ночной удар, сопровождаемый отдающимся в ушах притупленным стуком нерушимого дождя. Лондон – город, по которому я всегда буду скучать. Неудивительно, ведь я вырос именно там. Совсем один. Вдали от родных, которым, на самом деле, я был не особо и нужен. Такова цена.
Хотя, постойте, возможно, это Колокольня церкви Сен-Жермен-де-Пре взывает меня к действиям? Ах, да, Париж – он всегда был чужим для меня. И никто, даже Белла, этого не изменит. Помню, как сейчас, на подходе к бенедиктинскому аббатству всегда ветрено, а воздух давит, сжимая легкие. Но, невзирая на все преграды, я частенько любил подолгу любоваться на неповторимую индивидуальность и гранд безупречного романского стиля. Так почему именно этот звук теперь взывает к моему сердцу, на месте которого одна только пустота? Что в нем такого особенного? А ответ ведь так близко – память. Память, это именно то, для чего не нужно ни сердце, ни душа, которых, к слову, наверное, у меня и нет. Я просто буду помнить. Сохраню этот момент вовеки и постараюсь беспокоить дорогие воспоминания как можно реже. Ради нее. Ради нас обоих. Остается только надеяться, что когда-нибудь и такому черствому человеку как я, будет, что вспомнить. Это будет моим царством. И наплевать, что возведенным на грезах и лондонских туманах. Главное, моим – самым сокровенным.

Мне хотелось остановить сей прекрасный мираж от необдуманного чреватого поступка. Снег так и клубился надо мной. Со стороны, он был похож на белоснежный сгусток тумана, но при ближайшем рассмотрении, прорисовывалась узорчатая кайма снежинок. Но даже в своем «сне» мне было холодно. Озноб заползал, казалось прямо под кожу. Музыка, такая невероятная и великолепная, эхом отзывалась по всему заснеженному пляжу, запечатляясь в памяти, уверен, навсегда.

Но мгновенно именно Изабелла вернула меня к реальности, на самом деле прямо-таки выпав из дверей, видимо в очередной раз споткнувшись. Я чуть было не рассмеялся в голос, но, в конце концов, все-таки сдержался - жизнь была пока дорога. Все, что происходило с нами дальше, казалось чистейшим сновидением, и только истинные невообразимо-чудесные ощущения закрепляли действительность. Я не мог совладать с чувствами, зарождающимися, с обоюдного согласия, в эти секунды нашей близости, в которой явно можно было распознать шаткое доверие. Я не хотел этого и искренне противился, но ощущения были несокрушимыми.

И вот как раз в этот момент появился мой «любимый» брат. В глазах Беллы тут же проскочил некий испуг, и она подалась назад, заглядывая за мою спину. Именно там, насколько я знаю, должен был быть заброшенный причал, и, судя по всему, сегодня Эммет решил повысить уровень адреналина в крови, заодно охладив рассудок от очаровательной Мисс Хейл.
- Эдвард, ты слышал? – вглядываясь в черноту ночи, спросила у меня девушка, замерев в моих объятиях.
- Ага. Это Эммет, - сухо произнес я, стараясь не выдать истинных эмоций.
- Может, объяснишь, какого черта он здесь забыл? – буквально взорвалась Белла, отталкивая меня в сторону. Причем, заметьте, я на сей раз был не виноват абсолютно ни в чем.
- Спроси у него сама, если так хочешь, - спокойно ответил я, вновь щелкая зажигалкой, а потом и вовсе переключив свое внимание на неугомонного братца.
- Здорова, Эдди, как жизнь молодая? – весело прокричал Эммет, ступая босиком по снегу, отряхиваясь от ледяной воды. Стоит заметить, что из «одежды» на нем присутствовало одно лишь махровое полотенце. Ну и естественно в руке у него был зажат бокал виски. Без него никуда. Вид милый - ничего более и не скажешь.
- Как водичка? – не обращая внимания на изощренное коверканье своего имени, без тени улыбки поинтересовался я.
- Как и всегда – идеально. Хм, у нас гости? – видимо, наконец, заметив Беллу, спросил он.
- Да. И тебе тут не место, - я как мог, старался делать вид, что мне просто-напросто все равно на данную ситуацию. Надеюсь, я играл на приличном уровне.
- Променяешь собственного брата на какую-то девчонку? – теперь Эммет был уже в нескольких шагах от меня и все еще сохранявшей молчание Изабеллы.
- Ты прав. Поприветствуй Мисс Свон, любезно посетившую наше скромное убежище, - теперь я позволил сарказму прозвучать в моем ответе и кивком указал брату на Беллу, все еще стоявшую позади меня.
- О, Изабелла, дорогая, что привело Вас к нам? – засмеялся он, пытаясь в своем фирменном стиле обнять и без того дрожащую от холода девушку. В это момент я действительно хотел его убить. Почему? Не знаю. Но я точно не желал, чтобы этот безмозглый идиот, трахающий все подряд, касался ее.

Белла уже собиралась ответить, но я не позволил, просто схватив за руку и уводя в дом. Это было лучшим, что пришло в мою голову. Но имел место быть и иной вариант, который заканчивался в обязательном порядке разбитым носом собственного брата. К счастью, мне удалось всего этого избежать. Черт, с каких это пор я стал так бурно реагировать на обыкновенные слова, пускай и со скрытым, не совсем невинным смыслом? Но думать об этом было некогда. Белла рассвирепела подобным отношением к своей персоне не на шутку. Да, я понимаю, что сам напрашивался на ее недовольство, мягко скажем. Но, думаю, она должна в свою очередь быть хоть немного благодарной. Белла и благодарность – со мной определенно что-то не то! Немыслимо.

(Мне искренне не хочется прерывать нашего обольстительного ревнивого рассказчика. Но, знаете, Эдвард, порой слишком много размышляет, да так, что даже мне становится скучно. Может Белла привнесет в нашу историю частичку пикантности?)

Моему недовольству не было предела. Хотя, предела на самом деле вообще не существует. Но упустим данные издержки в чересчур простой английской речи. Все же, признаю, нет замены французскому языку – вот, он воистину необыкновенен. Незначительное событие, произошедшее только что, на самом деле было очередным фоном. В нем даже не столь открыто задели мою гордость. Так что мне не о чем было волноваться. Тем более на мнение брата Эдварда мне было абсолютно наплевать. Для меня он был никем.
- Хм, Белла, я хочу тебе кое-что показать, - видимо, решив еще больше сгустить краски, еле слышно сказал Эдвард. И, черт возьми, ему удалось меня заинтересовать. Совсем чуть-чуть. – Но сначала, давай-ка оденем тебя потеплее.
- К чему такая забота? – в шутку поинтересовалась я. Но молодой человек, в привычной для себя манере, не стал ничего отвечать. И вот как на этот раз расценивать его молчание? Парой, это бывает, до невозможия раздражительным. С минуту смотря прямо мне в глаза, будто стараясь найти в них какой-то интересующий его ответ, мужчина уверенно взял меня руку и потянул за собой. Постепенно становилось теплее, тем не менее, не достаточно. По-прежнему нигде не было света – это, стоит заметить, не много не мало, смущало. Нет, ну сами подумайте: прямо сейчас я нахожусь на неохраняемой Форкской полицией территории Ла-Пуш, в каком-то огромнейшем старинном замке, да в придачу с двумя мужчинами. Согласитесь, это немного, я бы сказала даже страшновато. Но что поделаешь – сама виновата.

Ах, сидела бы я прямо сейчас в своей уютной комнатке в Академии и наплевать, что над ухом бы жужжала, не умолкая, неугомонная Доктор Бенуа, со своими вечными рекомендациями и советами. По крайней мере, я бы не мерзла, ни пойми где в кромешной тьме. Но внезапно мое положение немного улучшилось - видимо это Эдвард нашел-таки в своем собственном доме выключатели. Аллилуйя! Гостиную осветил мягкий, не давящий на глаза, свет, заключавшийся непосредственно в десятках небольших светильников, расположенных на специальных позолоченных выступах, вмонтированных в стены, в свою очередь украшенные геральдическими лилиями, подобно такому же орнаменту, как и во дворе. Ассиметрия данной композиции временами кажется чересчур помпезной и вычурной, но в сочетании с общем стилем весьма приемлема.

- Ну что? Так лучше? – Эдвард возник прямо передо мной с ленивой ухмылкой, застывшей, на губах.
- Немного, - вяло отозвалась я, не ответив на его ехидное подобие улыбки. Противостоять себе было, конечно, трудно, но, как сами видите, возможно.
- Что-то случилась с Вашим настроением, Мадемуазель? – продолжал допытываться парень, вновь взяв за руку, чем немало удивил меня. Мне его близость определенно нравилась. Прикосновение дарило комфорт. И я не желала отказываться от легкого удовольствия. Далее он повел меня на второй этаж, по грандиозной лестнице. Я только осматривалась, предвкушая «остановку». Мне действительно было очень интересно, куда же он вел меня. И я искренне надеялась, что Эдвард не разочарует Изабеллу Мари Свон.

Сначала он завел меня в туже самую комнату, где мне «посчастливилось» проснуться. Это, признаюсь, навело мою прекрасную персону на подозрительные мысли о его «искренних» намерениях. Но старательно закутав мое, к несчастью хрупкое тело, в теплый плед, Эдвард повел меня через тесный коридор, стены которого были украшены многочисленными дорогими полотнами известных художников, прямо к двухстворчатым расписным дверям. Это оказался выход на внушительный балкон, полы которого были выложены черным узорчатым мрамором. Без слов я поняла, почему именно это место: весь смыл, был в неимоверно чарующем виде. Удивительно настолько, что перехватило дыхание. И теперь реальность ускользала, словно шелк, тонко и неуловимо.

Декабрь. Столь неспокойный и шумный, но, тем не менее, размеренно-утонченный месяц праздничной зимней поры в Форксе. Но это не Форкс, и даже не Сиэтл. Здесь же Ла-Пуш – то, что никогда не ценилось, то, что ни брали даже за гроши. Это меняет все, при этом, не изменяя ничего. Зима. В одну минуту я люблю ее и души в ней не чаю, но в другую готова лезть на стену от нескончаемого сильнейшего давления серого занавеса небосвода. Одной всегда тяжело, но ведь людям всегда свойственно привыкать к окружающей удручающей неизвестности сугубо предсказуемого бытия. И все-таки, как смею я вставать в один ряд с стальными? Но на данном этапе, я отчетливо понимаю, что ответа уже не найду. Это произошло – я, в связи со своей врожденной тягой к слабости, окончательно упустила нить непрерывных событий, запутавшись в собственных ловушках, оступившись о свои же козни, скованные из позолоченной лжи.

Эта ночь – некая уступка реальности. Принимать поблажку, или же нет, полностью зависит от меня. И как бы сильно я не хотела, ответить взаимностью на столь низшее предложение никогда не смогу. Никогда не забываете о принципах! Неужели именитая Форкская Мадемуазель Изабель не сможет собственноручно разобраться в простоте собственного безбедного существования? Да уж, подобным образом можно изводить себя до бесконечности. Вновь и вновь возвращаясь к каждому из многочисленных последних начал. Скажите, это и есть настоящая гребаная жизнь? Ну почему же теперь Вы молчите? Ответ, теперь уже, довольно-таки прост: потому что боитесь сказать мне правду. Все всегда боятся. К черту все! Ведь я и без посторонних низших существ, все прекрасно осознаю. Но это не мешает моему пониманию действительности с каждым днем меркнуть все сильнее. Проблема же заключается в том, что сердце мое не желает останавливать данное отчаянное действие, дабы загубить себя окончательно. Но с чего это я вообще взяла, что подобное может называться проблемой? Неужто я опустилась настолько низко, что позволила каким-то обыкновенным людишкам утянуть себя в эту самую бездну посредственности? Боже, и после всего этого мне должно быть стыдно, носить фамилию Свон!
Моя несуществующая реальность тонет за гладью заледеневшего моря, именно здесь, в этом отдаленном скрытом пристанище, на самом-то деле, даже не принадлежавшего моей семье. Ла-Пуш – это самый низший уровень, даже не достойный внимания, таких как я. Ха, странно, но картины жизни меняются так быстро, что воспротивиться времени нет, ни единой возможности.

Четверо лучших друзей: одни стремления, одни желания, одни увлечения, одни игры, одни падения, одни проблемы и одно будущее. Но посмотрите же сами, что с нами всеми произошло! Как сильно мы изменись! Мы потеряли друг друга, хотя, если взглянуть правде в глаза, мы и вовсе не обретали друг друга. Чужие люди, готовые уничтожить незамедлительно, пусть только хотя бы один допустит ошибку. Не друзья и не враги. Просто люди, способные понять. Но не поддержать. Нет, это исключено. Теперь мы существуем врозь, осмотрительно, стараясь не перебегать, друг дружке дорогу. Почему я вспомнила об этом сейчас? Точно не знаю, возможно, просто обидно было напороться на то, что и так знала. Испытать на себе то, что те люди, с которыми выросла, бросили меня в худший момент жизни. Никто из них не поддержал. Никто не отозвался.
Чертовски много секретов скопилось в Форксе. В последнее время я все чаще не нахожу разгадок. Возможно, мне все это стало просто неинтересно. И мне больно и страшно признаваться себе в этом. Когда-то именно интриги были смыслом моего идеального существования. Идеального, лишь с точки зрения глупых людей, наделяющих эту потерянную и недостойную землю.

Воспоминания, наверное, одни из самых удивительных вещей в этом мире. И сейчас, я лишний раз убеждаюсь в этом. Похожая ситуация уже однажды приключилась со мной. О, да, я помню тот день. Нет-нет, тогда не было ни снега, ни промозглого унылого дождя, пропахшего здешней роскошью. Мое тело в тот день бил озноб, но не от лютого холода стареющей осени, потерявшей свои последние пожухлые краски. Осень – пора раздумий. Время умиротворенное. Время скорби. Я вся дрожала от некого предвкушения. Что-то тянуло меня вперед, а грязно-оранжевого цвета листья расстилались махровым ковром. В то время, как мое неопознанное чувство, прекрасно дорисовывало некое подобие золотых оборок и бахромы. А сам узор таил в себе ветхость, повествуя и аккуратно вырисовывая, тем не менее, расплывчатые контуры чистокровных испанских белогривых лошадей королевской породы, никогда и ни перед кем не преклоняющих головы. Лошади, парой, намного умнее теперешних людей – они до сих пор не утратили гордость. В их черных глазах отражалась неизмеримая глубь океанов, покрытых серой дымкой восходящих туманов.

Я была ребенком. Еще совсем крохотной девочкой безумно гордой своим происхождением. Стремление к превосходству, отчасти устаревшее сейчас, в те сумеречные времена занимало все мои мысли. Я росла, как принцесса, но не пример счастливой девочки, порхающей с красивейшей улыбкой на страницах сказок, в ожидании своего принца и распевающей мелодичным голоском чудесные песни, вместе с белоснежными, как дневной снег, голубушками.
Снова отрицание. Вновь противоположенность. Словом, реальность. Помните, тех далеких принцесс прошлого? С гордой осанкой, надменным пустым взглядом, в безумно красивых одеяниях, с десятком слуг и гувернанток вокруг – грустных и одиноких в своем величие девушек, без интереса наблюдающих за неспешным течением утомительного времени, стоя на мраморных полах своих величественных балконов, выгравированных позолоченными письменами. Закат или же рассвет – все это уже не имеет абсолютно никакого значения. Мгновенно налетевший откуда-то издалека, вероятно из-за заснеженных гор, Северный ветер с черных морей, колышет шелк тюля, не смея коснуться самой девушки. Эта богиня небывалой красоты продолжает наблюдать, казалось, навеки превратившись в камень, и не сводит глаз с горизонта. Былая голубизна и блеск ее взгляда, затаили в себе мрак, окутывая темнотой каждого, кто посмеет заглянуть ей в глаза. Бесконечная грусть – путь в кромешной тьме. Так, где же песни? Куда пропало солнце? Да, в ее богатейшем дворце ее всюду окружал покой и изнуряющие своей грандиозностью виды. Там исполнились все ее мимолетные желания. С успехом воссоздалась иллюзия рая именно для нее одной, в то время как вокруг вечно бушевал раздор, как власть затмевала рассудок, а интриги окутывали королей. Ее будущее было известно уже в момент рождения: это естественно выгодное во имя целей кого-либо замужество с обязательной целью закрепления власти родословной. Изначально нет ни единой цели в жизни. Так чему же радоваться? Угнетению своего наперед распланированного существования? Ради чего жить?