//twilightmovie.ucoz.com - сайт о вампирах. Дневники вампира; Настоящая кровь; Сага Сумерки - Форум

Глава 13.
Сладкая греза усталости.

Я быстро поймал такси. Дом казался очень мрачным, потому что свет в гостиной и столовой не зажигали. Комнаты были пусты, мне захотелось пойти к себе и ни с кем не говорить. Я уже начал подниматься, как услышал шаги позади себя.
– Эдвард, – спокойно окликнула мама. Было что-то жуткое и леденящее в этом спокойствии. Я обернулся, она переоделась в простое домашнее платье и уже не выглядела такой подавленной. Она была похожа на каменную статую, стоя в арке, разделявшей столовую и гостиную, так неподвижна. Я спустился и подошел к ней.
– Как он? – все также спокойно спросила она. – Что говорят врачи?
Я вздохнул, собираясь с силами. Всю дорогу домой думал, как сказать ей, но так и не придумал удачной формулировки. Какие слова могут подойти, если все врачи, мы с ней и даже он сам, уже мысленно его похоронили!
– Он выживет, если произойдет чудо, – сказал правду я.
Она молча кивнула. Я подошел к ней и обнял, мы оба не знали, что сейчас нужно говорить. Неизвестно сколько мы так простояли. Она заговорила первой.
– Мы проветрили все комнаты. Надо купить повязки-респираторы, – я молча показал ей упаковку, которую мне дал доктор Каллен. – Я уже позвонила Хопкинсу, он сказал, что кашель начался еще 3 дня назад. Наверное, поэтому он снова стал ночевать в кабинете, не хотел, чтобы я услышала. Ладно, будет об этом. Иди спать, – она погладила меня по щеке. – Ты устал, уже поздно.
Теперь она уже не казалось такой спокойной, погрустнела и, видимо, боясь, что снова расплачется, быстро пошла к себе.
Я поднялся в свою комнату, заставляя себя делать вид, что ничего не произошло, после водных процедур лег в постель.
Сон пришел тут же, как я смежил веки.

Как хорошо, солнечный день, зелень вокруг. Я лежу на мягкой траве, без рубашки. Горло раздирает от огня неутоленной жажды, но это неважно, ведь ОНА рядом. Гулкий стук ударов ее сердца словно музыка. Я чувствую ее, чувствую ее запах. Она так близко, но я не могу дотронуться до нее, не смею или боюсь? А она одним пальчиком осторожно водит по моей руке, ниже локтя. Как приятно ее тепло, как она хороша.
– Я тебя не напугал?
– Не больше, чем обычно. – даже ее голос мне приятен. Как хорошо. Как я хочу, чтобы она была ближе. Она придвинулась, словно прочитав мои мысли. Ее хрупкие дрожащие пальцы водили по моему предплечью, оставляя за собой волны жара. Аромат стал сильнее, такой притягательный.
– Не возражаешь? – робко спросила она.
– Конечно, нет, – от наслаждения я прикрыл глаза.
Ее ладонь добралась до локтевого сгиба, скользнула ниже, попыталась перевернуть мою руку. Я помог ей. Ее пальцы замерли, и я открыл глаза, не желая, чтобы она прерывала эту ласку. Она выглядела напуганной. Немного приоткрытые губы манили прикоснуться…
– Извини, – сказал я и заглянул в ее темные глаза, – с тобой так легко быть самим собой!
Мне хотелось, чтобы она продолжала, чтобы была ближе, хотелось прикасаться к ней самому,…целовать ее. Она стала играть с моей рукой, вертела ею, подносила к глазам. Ее взгляд был таким сосредоточенным и тревожным, как будто она решала какую-то сложную задачу.
– О чем ты думаешь? – не выдержал я своего любопытства.
– Пыталась угадать, о чем думаешь ты.
И только-то! О чем я еще могу думать, как не о ней и ее прикосновениях. Как бы я хотел, чтобы ей все происходящее нравилось также как и мне. Как хотел бы прикасаться к ней и чувствовать ее ласки вечно, а ее пьянящий запах! Боль в горле все никак не проходила. Притягательный аромат окутывал меня все плотнее.
– А еще?
– Мечтала, чтобы сегодняшний день длился вечно. И чтобы мне не было так страшно.
Радость и боль, кажется, смешались в груди. Она хочет быть со мной, она все-таки меня боится.
– Не хочу, чтобы тебе было страшно! — пробормотал я.
– Ну, страх не совсем то, что я испытываю, хотя какие-то опасения, конечно, есть.
Не могу сдержаться, ее запах так манит, а жар ее кожи, я ощущаю уже всем телом. Хочу быть ближе. Хочу ее губ. Я приподнялся и заглянул ей в лицо. Аромат стал сильнее во сто крат.
– Чего же тогда ты боишься? — шепотом спросил я.
Низко опустив голову, она судорожно сглотнула. Горло раздирало от мучительной жажды. Аромат проник, кажется во все клеточки на теле. Не было больше ни одного другого запаха. Вообще больше не было ничего, кроме запаха! Мне мало только аромата! Ее сердце оглушительно стучало, все другие звуки перестали существовать. Она не поднимала головы, скрывая от меня самое притягательное место – жилку на шее, где течет самая ароматная, самая сладкая, самая желанная кровь в мире. ЕЁ кровь. Мышцы напряглись. Мне хватит и полсекунды, чтобы дотянуться губами, чтобы унять огонь внутри. Утолить жажду.
НЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕЕТ!

Я резко сел на кровати. Я задыхался. За окном только занялась заря. Я встал, постепенно восстанавливая дыхание, прошел в ванную. Ополоснув лицо холодной водой, вернулся в постель. Все проблемы тут же навалились на меня. Часа два безуспешно пытался заснуть, но Морфей не хотел принимать меня обратно, и я решил встать окончательно.

Мои фики: Игра в Бога, ДО и ПОСЛЕ,
Переводы:24 часа, 58 ночей

Интересно, можно ли так рано звонить в больницу. Быстро одевшись, я решил спуститься вниз и позвонить. Только открыв дверь, я услышал чарующие звуки нашего рояля. Мама уже встала. Почему-то я даже не удивился.
Она играла Брамса, импровизируя и создавая интересные вариации из нескольких тем, любимых ею произведений. Я прислонился к двери и закрыл глаза, наслаждаясь звуками. Вспомнил как, когда я был ребенком, она учила меня играть, как водила на концерты инструментальной музыки, как мы ездили в зоосад смотреть на хищников, как по вечерам рассказывала интересные истории, сидя у камина. С отцом почему-то не было связано таких теплых воспоминаний… Все было будто смазано, в общих чертах. Из раздумий меня вывел резкий треск телефона. Видимо, дверь в кабинет была открыта. Чарующие звуки музыки тут же прекратились, послышались торопливые шаги.
Я оторвался от двери, быстро сбежав по лестнице, последовал за матерью в кабинет. Она бледная, с аккуратно уложенными в прическу волосами, в том же домашнем платье, в котором была вчера, когда мы расстались, подняла трубку.
– Дом Мейсонов, – молчание, – Здравствуйте, доктор… Каллен?
Я подошел к ней и протянул руку к трубке. Она удивленно смотрела на меня.
– Да, хорошо, он уже встал, – передала мне трубку.
– Доктор Каллен? Это Эдвард.
– Здравствуй, Эдвард. Прости, что звоню в такой ранний час, но я решил сообщить сразу. У меня, к сожалению, недобрые вести, – сердце болезненно сжалось. Мать вцепилась мне в руку. – Твой отец так и не пришел в себя. Пять минут назад я констатировал смерть. Мои соболезнования тебе и твоей матери.
– Благодарю Вас, – сказал я внезапно севшим голосом. – Я уверен, Вы сделали все, что было возможно. Спасибо, доктор Каллен.
Мать отошла от меня и села в отцовское кресло. Она не плакала, застыла в оцепенении, снова походя на статую, а доктор тем, временем продолжал.
– Вы можете забрать тело в любой день с десяти утра до десяти вечера, это необязательно делать сегодня, Эдвард. И все-таки, я настоятельно советовал бы не затягивать.
– Да, конечно. Я понимаю. Спасибо Вам еще раз за все.
– Мне пора. Всего доброго, Эдвард. Будь здоров.
– Спасибо. Всего лучшего.
В трубке возникла тишина, и я осторожно опустил ее на аппарат. Я не смел поднять глаза на мать, надеясь, что она сама уже обо всем догадалась. В кабинете повисла напряженная тишина. Вдруг мама шумно выдохнула и резко встала.
– Кажется, пора заняться организацией похорон, – спокойно, с несвойственной ей деловой интонацией сказала она. Я удивленно на нее уставился.
– Мама?
–Эдвард, я всё организую, Хопкинс мне поможет. Только прошу тебя потом съездить за телом. Я очень боюсь покойников, – ее передернуло. – Хочу, чтобы все поскорее закончилось. Не нужно привозить тело домой. Я позже тебе скажу, как все будет. Пойду разбужу Дженнис и Софи, – она направилась к двери. – Хорошо, что мы оба так рано встали.
Я был шокирован. Я ожидал чего угодно, но не такой реакции. Она была так холодна и так спокойна, причем это не казалось напускным спокойствием. Она прекрасно держала себя в руках. Я решил позвонить Руперту Хопкинсу, отцовскому помощнику, и еще мистеру Брауну, который был у нас вчера.
Весь день не мог найти себе места. Ноты Фреду отнес курьер, которого я вызвал с почты. Не хотелось сейчас никого видеть.
Я не понимал своих чувств. С одной стороны, было невыносимо жаль отца, а с другой я не мог заставить себя горевать. Я плохой человек. И очень плохой сын. А еще эта жуткая головная боль. Я мало спал сегодня.
Пустота внутри. Как будто все что происходит неправда, ничего этого нет, просто нет. Господи, еще вчера все было так хорошо! Почему это случилось? Почему с нами? Что мне делать? Все чем-то заняты – я самый ненужный человек в доме. Меня здесь нет…
Мать так активно занялась подготовкой, что уже к завтрашнему дню все должно было быть готово. Объявление появилось в трех утренних газетах, так что все желающие смогут прийти. Весь день трезвонил телефон, и я принимал соболезнования от людей, большую часть которых в жизни никогда не видел. Я только на это и способен.
Мама выходила из дома несколько раз. Она была такой оживленной, такой непривычно активной, как будто бросилась в организацию этого мрачного действа, как в омут забвения. Дженнис успешно справилась с траурной отделкой нашего дома. Я чувствовал себя сегодня самым бесполезным в семье. Как всегда, но сегодня в особенности. Вечером я получил четкие указания относительно того, куда я должен ехать и во сколько там быть. Намек доктора Каллена понят вполне: морг был переполнен.
Я поехал в похоронное бюро, с которым созванивалась мать и вместе со служащим мы отправились в «Восточный госпиталь». Мне ничего не пришлось делать, кроме как расплачиваться и подписывать какие-то бумаги. Доктора Каллена я не видел. Мой сопровождающий, прекрасно ориентировался в здании больницы и был знаком, кажется, со всеми ее работниками, так что никаких трудностей у нас не возникло.
Отец практически не изменился, только теперь он был очень бледен и холоден, как это обычно бывает с покойниками. Я впервые был в такой близости с трупом. Когда умер дед, мама не взяла меня с ними в церковь, а на похоронах крепко держала за руку и не пускала близко к могиле.
В похоронном бюро мне опять пришлось только расплатиться, и я довольно скоро вернулся домой. Головная боль становилось просто нестерпимой, я решил лечь спать сразу после ужина. Только подойдя к столу, я заметил свою вчерашнюю шляпу и только тут понял, что сегодня весь день ходил не только без головного убора, но еще и лохматым. Какая разница, кого это волнует?! Меня здесь нет.
Ужинали молча. Я быстро закончил и пошел спать. Вставать нужно было рано, а глаза закрывались сами собой. Я не стал сопротивляться своему естественному желанию и заснул сразу, как голова коснулась подушки.

Церемония в церкви тянулась медленно. Народу было не очень много, однако, почти всем хотелось сказать небольшую речь, казалось, конца этому не будет. Я поддерживал мать под руку. На мне был строгий похоронный костюм, а она вся в черном прятала лицо под вуалью. Старалась с холодной невозмутимостью принимать слова соболезнования, обращенные к ней с кафедры и нашептываемые при поклоне. Сначала я был совершенно спокоен, но постепенно начал раздражаться из-за всего происходящего и головной боли, которая снова меня терзала. День был солнечный, на улице было жарко, а в церкви на удивление душно. Когда я наклонился к отцу, чтобы проститься, на мгновение показалось, что его левое веко дрогнуло, как будто он собирался моргнуть, но передумал. Это было то суеверие, из-за которого мама боялась покойников. Кому подмигнет, тот последует за ним – женские глупости!
Сами похороны проходили также медленно. Могила была рядом с могилой его родителей, еще дед специально приобрел это место, для потомков. Очень предусмотрительно! Народу был больше, чем в церкви. Пастор никак не мог закончить свою речь, распаленный всеобщим вниманием. Он давно перестал читать молитвы, а сейчас занимался тем, что вспоминал благие дела, совершенные моим отцом, отдавал ему должное в высокопарных выражениях, упиваясь собственным красноречием.
Мне хотелось встать где-нибудь подальше, а потом тихо улизнуть, и бежать, бежать без оглядки неизвестно куда, но в данных обстоятельствах это было недопустимо. Как же хочется, что бы это был лишь дурной сон, и ничего этого не было на самом деле! Кто все эти люди? Что им здесь нужно? Зачем все это? Почему с ним? Почему с нами? На эти вопросы у меня не было ответа, я старался просто не думать, не думать ни о чем. Нужно найти что-нибудь, на чем можно сфокусировать внимание.
Я занимал себя тем, что осматривал всех пришедших, стараясь припомнить знакомых, не смея взглянуть на гроб. Стремясь не концентрироваться на понимании того, кто в нем лежит. Затем стал изучать пейзаж: серые надгробия, запыленные желтеющие листья деревьев, металлический забор вокруг кладбища, за ним чуть поодаль старый черный от копоти двухэтажный дом. Совершенно заброшенное строение, сохранилось, наверное, после пожара, странно, что его до сих пор не снесли. Вдруг вдали, в тени у входа в калитку, я увидел высокого незнакомца, кутавшегося в светлый плащ с поднятым воротником. В такую-то жару! На голове у него была низко надвинутая шляпа с довольно широкими полями. Я присмотрелся внимательнее, и его черты показались мне знакомыми. Наши взгляды пересеклись. Где-то я его видел. Незнакомец тут же развернулся и быстро пошел прочь по теневой стороне улицы.
Гроб, наконец, засыпали. Цветы положили. Церемония закончилась. Пришло время прощаний. Голова невыносимо болела. Мать откинула вуаль, и я только сейчас заметил как ей шел черный цвет. Как красиво оттенял ее светлую кожу, каким привлекательным было сочетание ее бронзовых волос и темной шляпки. Она будто помолодела и похорошела. Маленькие морщинки, собранные у век, разгладились, изумрудные глаза светились удивительным блеском. С гордым и невозмутимым, строгим, но не снисходительным видом, она принимала очередную порцию соболезнований от каждого подошедшего, благодарила и прощалась. Она была просто великолепна. Еще не старая и привлекательная, а вдруг она снова выйдет замуж?
Наконец, все разошлись, и, бросив последний взгляд на свежую могилу, мы, держась за руки, отправились в долгий путь домой.

Ну вот как-то так.

Мои фики: Игра в Бога, ДО и ПОСЛЕ,
Переводы:24 часа, 58 ночей

Angel_of_Destruction, срасибо за теплые слова, рада новому читателю! Продолжение будет завтра.
natwilia, я не знаю какими словами мне еще выражать тебе свою благодарность!

Глава 15.
Свободна.

Теплый сентябрьский вечер, жара уже спала, но мне по-прежнему душно. Кажется будет гроза. Может от этого так болит голова.
– Я отпустила Дженнис и Софи, после похорон они не возвращались домой. Ужин будет холодным, – сказала мама, входя в наш пустой и прохладный дом. Нет, он должен был быть прохладным, но здесь тоже очень душно. Надо немедленно открыть окна.
– Я не голоден, – это правда. Может выпить немного красного вина, чтобы эта боль прошла.
– Ты ничего не ел сегодня, нужно хотя бы поужинать, – она осторожно снимала свою шляпку с вуалью и стягивала перчатки.
– У меня, действительно, нет аппетита, – я открыл все окна в гостиной и столовой. В комнаты стал проникать легкий вечерний ветерок. Теперь хоть будет чем дышать. Мама устало присела на диван.
– Сыграй мне что-нибудь, Эдвард, – тихо и нежно попросила она.
Меня почему-то самого так и тянуло к роялю, я не стал противиться этому желанию и просьбе матери, сел перед инструментом.
– Что ты хочешь, чтобы я сыграл?
– Не знаю, просто играй, а я буду слушать.
И я заиграл. Тихую спокойную мелодию Дебюсси. Закрыв глаза, я старался растворится в каждом звуке. Чтобы отступило всё, что терзало меня в последние дни: груз вопросов, на которые я не знал ответов, напряженное ожидание, горечь потери, страх будущего, сильная головная боль...
Ветер стал сильнее и трепал шторы на окнах. Наступили сумерки, но света никто не зажигал. Мы были вдвоем в пустом доме. Одни. Совсем одни. Сейчас это одиночество, почти сиротство предстало перед нами со всей очевидностью, и я действительно не был этому рад. Гостиная вдруг показалось слишком большой для нас двоих, в этом огромном пустом доме. Боль от потери, наконец, дошла до моего сознания, и горечь комком застряла в горле. От тоски защемило сердце, будто кто-то стальным обручем стянул грудную клетку. Все эти чувства обрушились на меня лавиной. Они были слишком сильны, переполняли душу и ощущались почти также остро как беспрестанная головная боль.
Я закончил играть. Мама внимательно на меня смотрела. Наверное, она тоже пыталась раствориться в тихих звуках рояля и не смогла.
– Сыграй Лунную сонату, – вдруг попросила она. Удивительно. Никто из нас особенно не любил Бетховена, но я повиновался. Она прикрыла глаза и будто впала в транс. Я играл, стараясь для нее. Не понимал ее чувств, не знал, что ей нужно сказать, поэтому просто давал ей то, что она просила, повторяя сонату несколько раз.
Когда, очередное исполнение подходило к концу, мама встала и подошла ко мне.
– Ты знаешь, я играла ее тогда, в тот день, когда он попросил у отца моей руки, а потом еще в тот вечер, когда объявили о нашей помолвке, – она гладила меня по голове одной рукой, а другой обнимала за плечи. – Я думала, что буду счастлива. Этот брак был моим мучением, но все же я не жалею всех этих лет и принятого решения. Я не осуждаю своего отца, не обвиняю ни в чем Эдварда. Ведь, если бы все не сложилось именно так, у меня никогда не было бы тебя! – Она поцеловала меня в макушку. Мама…
Отойдя от меня, она направилась в столовую, а дальше вглубь комнат, жестом прося меня оставаться в гостиной. Послышался звук открывающихся окон. Я почувствовал как на лбу выступила испарина. Почему же так душно, ведь все окна открыты. Голова становится тяжелее с каждым мгновением.
Через некоторое время мама вернулась, что-то держа в руке. Я продолжал сидеть за роялем, беззвучно придавив несколько клавиш.
– Я хочу отдать тебе кое-что. Оно теперь не мое. Я свободна от данного слова, теперь, когда смерть таки разлучила нас. Я хочу отдать его тебе,– она протянула маленький бархатный футлярчик, в котором красовалось ее обручальное кольцо. Я замер от удивления. Хотел ей возразить, но она остановила меня. От сквозняка резко захлопнулась какая-то дверь в коридоре, похоже, что дверь отцовского кабинета. – Да, я свободна! Оно твое. Точнее оно теперь будет храниться у тебя. Я знаю, придет день, и ты подаришь его той, которую полюбишь, и я уверена, она будет счастливее меня! – она говорила очень грустно, но решительно. Взяла мою руку и, захлопнув крышку, вложила в нее футляр.
– Спасибо.
– Как ты себя чувствуешь? – вдруг спросила мать.
– Я устал от сегодняшнего дня и хотел бы пойти спать, – честно признался я.
Она долго и пристально на меня смотрела. Наконец, согласно кивнула
– Спокойной ночи, милый.
– Спокойной ночи, мама.
Я, поцеловав ее на ночь, сжимая одной рукой закрытую бархатную коробочку, поплелся к лестнице, а она пошла закрывать окна. Ноги отяжелели устали, и каждый шаг давался мне с трудом.
– Завтра к двенадцати придут Хопкинс и мистер Браун. Он зачитает завещание.
Ее слова я слышал уже, закрывая двери своей комнаты. Еще на первой ступеньке лестницы я почувствовал напряжение в груди, сильный позыв грудной клетки освободить воздух накопившийся внутри. Я тут же прибавил шагу и, оказавшись за закрытой дверью, дал волю своему кашлю. Это не было больно, обычный кашель, который долго рвался наружу. Почему-то мне не хотелось, чтобы мама слышала его. Кашель очень быстро прекратился. Мне сразу захотелось не думать о самом плохом. Просто мог простудиться от сквозняка. Все-таки мы переборщили, открыв все окна на первом этаже! Но подозрения медленно закрадывались в душу: теперь мне уже не душно, стало холодно. Нужно поскорее забраться под одеяло!
Я поставил маленькую коробочку на одну из полок с книгами. Завтра найду ей более подходящее место для хранения. Сейчас кажется просто нет сил. Я падаю с ног от усталости, а самая тяжелая часть моего тела – это голова. Кое-как раздевшись и приняв водные процедуры, я провалился в сон без сновидений.

Мои фики: Игра в Бога, ДО и ПОСЛЕ,
Переводы:24 часа, 58 ночей

Глава 16.
Лихорадка.

Веки было немыслимо трудно разлепить. Будто кто-то давил на них снаружи. Моргать нельзя, а то поднять веки снова вряд ли получится. Который час? Голова слишком тяжела, чтобы оторвать от подушки. Как светло. Уже середина дня? А я еще в кровати. Надо вставать, мама будет не довольна. К нам же должны прийти. Был бы жив отец, давно бы уже меня подняли с постели. Отец… В горле застрял комок, а к глазам вдруг подступили слезы. Господи, как тяжело дотянуться. Что мне теперь делать, надо ехать учиться, а кто позаботится о матери? Я единственный мужчина в доме. Хватит валяться, надо взять себя в руки и встать. Для начала я сяду. Как же хочется пить.
Я резко сел на кровати, точнее попытался сеть. Как ломит все тело, будто кто-то избил меня накануне вечером. Голова как гиря клонится к подушке! Нет к паркету! Теплые нежные руки обхватили меня за плечи и помогли лечь снова. Мама: красные глаза, плохо уложенные волосы, вчерашнее платье. Она плачет.
– Тебе нельзя вставать – у тебя сильный жар. Доктор уже едет, – ласково погладив меня по щеке, сказала она, другой ладошкой быстро стрела слезы.
– Мама, пить, пож… – не успел закончить фразу, когда к моим пересохшим губам прижался горячий край стакана. Теплый напиток полился внутрь, орошая засуху моего горла. Какая горечь! – Что это?
– Софи приготовила, сказала, в Монтенепре – этот отвар считается лучшим жаропонижающим средством. Я испробовала почти все, что знала сама. Тебе очень плохо?
– Не знаю, мне так жарко, надо проветрить, а то я задых…– кашель, более сильный, чем вчера, глубокий и сухой, – задыхаюсь.
– Ну уж нет, милый, вчера мы устроили жуткий сквозняк, и ты простудился, – слезы потекли по ее щекам. – Это я виновата! Я не должна была! – она захлебнулась. – О, это месть! Это наказание мне! – она обняла меня и упала, уткнувшись лицом в одеяло, прикрывавшее мой торс. – Почему ты?! Почему не я? За что ты?
– Мама, не надо, не плачь, – я попытался погладить ее по голове, не зная какие слова подобрать, ее слезы – это пытка. – Мама, милая, не вини себя ни в чем.
Она села, утирая глаза и тяжело дыша.
– Прости, мой мальчик. Я должна тебя успокаивать, а сама только больше расстраиваю.
Деликатный стук в дверь. Дженнис принесла мокрое полотенце, она тоже видимо недавно плакала. Мама водрузила мне на лоб сырую ткань, горничная ушла, утираясь передником. Легче, как хорошо, что в мире есть холодная вода!
– Ты не спала сегодня?
– Я обходила дом перед сном и услышала, как ты кашлял во сне, поэтому зашла тебя проведать. Потрогала лоб, у тебя был жар. Я несколько раз приносила ледяное полотенце, но они высыхают так быстро!– Она всю ночь просидела возле моей постели. Из-за меня она снова не спала всю ночь, уже которую ночь? Я тихо застонал. – Потерпи, милый! Брайт обещал приехать к 12. Скоро уже полдень, потерпи, осталось полчаса. Ты голоден? – участливо спросила она.
– Нет, у меня нет аппетита, – я не чувствовал голода.
– Эдвард, сын, необходимо поесть. Тебе нужны силы. Софи, вернулась рано утром, приготовила завтрак, все как ты любишь: омлет с беконом, тосты, – в животе заурчало, и я понял, что на самом деле голоден. Странные у меня реакции, мысли будто заторможены.
– Да, хорошо, позавтракаю.
Голова стала болеть меньше, кажется, эта горькая гадость помогает. Надо будет поблагодарить нашу молоденькую кухарку-итальянку. Джон – наш садовник, был в нее влюблен и очень переживал, что братья и отец Софии не пустят ее за него замуж. О чем я думаю? Вчера отца похоронили, а я о кухарке с садовником! Идиот! Ясность ума ко мне возвращается. Да, мне определенно стало лучше. Может и доктор уже не нужен.
Дженнис, будто ожидала моих слов за дверью, тут же внесла поднос. Мама помогла мне приподняться. Да, стало значительно легче. Сесть теперь не представляло большого труда. Дженнис тут же поставила поднос на кровать, помогая мне заправить салфетку. Нет, конечно, приятно, когда о тебе заботятся, но не когда с тобой обращаются как с грудным младенцем. Они же не собираются меня кормить с ложечки! Или смотреть, как я ем! Я недовольно фыркнул на окруживших меня женщин. Они переглянулись и улыбнулись мне. Мама и Дженнис были почти одного возраста и могли понимать друг друга без слов.
– Я бы хотел позавтракать в одиночестве. Можно? – я постарался, быть достаточно вежливым, но, похоже, получилось не очень. Однако мама лишь погладила меня по голове и вышла вслед за горничной.
Завтрак был вкусным, и стал бы очень приятен, если бы не боль в горле. При каждой моей попытке проглотить кусок, кто-то будто царапал меня там внутри.
Похоже, я все-таки переоценил свои силы, рано обрадовался. Голова снова налилась свинцовой тяжестью. Кости стало ломить еще сильнее, а веки стремились слипнуться. Нет, нельзя сдаваться, надо бороться. Я попытался поставить поднос на стул, где еще 10 минут назад сидела мать, но не удержал и уронил на пол вместе с приборами и посудой. Послышался звон битого фарфора, в ушах зашумело, тихо распахнулась дверь, откуда-то издалека послышался крик матери: «Эдвард!», и тьма накрыла мое сознание.

Спасибо, всем кто читает и комментирует. Ваши слова всегда греют мне душу и поднимают настроение.

Мои фики: Игра в Бога, ДО и ПОСЛЕ,
Переводы:24 часа, 58 ночей