Я как обычно извиняюсь за такое долгое ожидание, но наконец-то я это сделала!!!
Глава 11: Любовь
Когда я уже приближался к дороге, ведущей на школьную парковку, мне вдруг захотелось повернуть обратно к дому Беллы.
Как всегда Розали пришла в ярость от того, что меня не было; они не могли рискнуть и побежать, потому что кто-нибудь мог это заметить – в таких случаях мой талант приходился весьма кстати.
Они вынуждены были стоять на месте, пока я за ними не приехал, моя первая сестра бесилась из-за того, что ей пришлось стоять под дождем и ждать меня; они бы уже давным-давно были дома, если бы смогли просто взять и побежать, именно этот факт вызывал ее гнев, и это еще мягко сказано.
Но это было ничем по сравнению с тем, как Элис хихикала над всей этой ситуацией, увидев, что случится, возможно, еще прежде, чем Белла ушла с урока биологии. Она еще не рассказала новости Эммету или Джасперу, но я чувствовал, она просто умирала от нетерпения это сделать.
Все эти неидентифицируемые чувства, которые я испытывал к Белле, казались мне очень странными, и на самом деле я не хотел, чтобы моя семья знала о моих поступках, которые я совершал в последнее время.
Я никогда ничего не утаивал от семьи, поэтому сейчас я не мог понять, как мне вообще это удалось – а потом я вспомнил, что скрыл тот факт, что не могу читать ее мысли. Без сомнений, это не так уж и сложно, так ведь?
Конечно, как только я начал строить планы, я осознал, что все еще испытываю неописуемую и мучительную жажду – ее запах пронизывал абсолютно все в автомобиле, впитавшись в ткань словно вода в губку. Нужно будет проветрить машину, если я не хочу, чтобы Джаспер умирал от голода, сидя тут.
Эдвард, лучше подумай о том, как ты объяснишь нам свое исчезновение! Розали кипела от злости, а я съезжал в сторону обочины; я не смотрел в окно, стараясь сохранять выражение лица, не отражающее ни единой эмоции.
Рядом со школой не было ни души; при мысли о том, что если бы захотели, они могли бы побежать, мне захотелось застонать и удариться головой о руль как подросток. Им не нужно знать, что я отвозил Беллу домой, а теперь они узнают.
В их мыслях царила растерянность, а я просто сидел, не предлагая ничего взамен – ни единого объяснения, ни единого слова, даже не делая ни единого движения. Они привыкли к моей твердости, моей целенаправленной уединенности, но они ожидали, что я хотя бы попробую себя защитить.
Мне сразу же стало не по себе, я занервничал – недавно испытанное счастье от того, сколько времени я провел наедине с Беллой, рассеялось. А Джаспер наверняка был в чрезвычайном замешательстве. Но я не шелохнулся, все еще пытаясь придумать что-нибудь, хоть что-нибудь в свою защиту, пока они будут садиться в машину, когда-нибудь они же должны это сделать.
Элис первая приблизилась к машине, после нескольких минут наблюдения за остальными. Ну, Эдвард, ты собираешь что-нибудь говорить или мы будем ждать, пока они не учуют в машине ее запах? Она ухмыльнулась, смотря на меня через стекло пассажирского сиденья и нетерпеливо стуча ногой.
Я продолжал держаться совершенно спокойно, поскольку знал, что мой гнев начинает вскипать. А потом, благодаря Джасперу, на меня нахлынула волна спокойствия, и я осознал, что теперь они будут обо мне волноваться – хотя они уже волнуются, напомнил я себе. Я все еще никак не отреагировал на их мысли.
Для человека долгое ожидание покажется лишь несколькими короткими секундами – но для нас оно тянулось. Неподвластные времени существа не знали, о чем я думал; растерянно они проскользнули в машину, так быстро, что смогли уловить ее запах только, когда оказались внутри.
Я стиснул челюсти, когда каждый из них вдохнул ее аромат, пронизывающий каждую поверхность в автомобиле, и уставились на меня, пытаясь разглядеть то, что больше всего боялись увидеть – мои глаза, ставшие красными от человеческой крови вместо их обычного медового или карего цвета.
Очевидно, они вздохнули с облегчением, когда я отклонился назад и быстро взглянул в зеркало заднего вида; мои глаза были все того же топазового цвета, что и утром. Какое-то время их мысли были невнятными и быстрыми, перемешиваясь и путаясь в воздухе вокруг меня.
Эй, какой сильный запах! Как Эдвард может находиться так близкой к ней? Могу поклясться, я бы на нее напал при первой же возможности, и ничто бы меня не остановило – и на этот раз даже не я являюсь тем, кого так сильно привлекает этот аромат! Но если она была в этой машине, где она сейчас? Что с ней случилось…
Придется задержать дыхание; зачем он ее куда-то возил? И если уж на то пошло, куда он ее возил? Даже несмотря на то, что цвет его глаз не говорит о том, что он выпил кровь, есть ли вероятность того, что он причинил ей вред? Почему он ничего не говорит? Из-за всей этой ситуации я чувствую себя неловко…
Если нам придется уехать из-за его тупости, клянусь, я его убью. Идиот! Неужто он не знал, что мы почувствуем ее запах – стойте, конечно же знал! Держу пари, именно поэтому он молчит. Но он выпил ее кровь или нет? И цвет его глаз не важен, есть море способов убить человека и не испить его кровь – может, он что-то с ней сделал, а потом оставил где-нибудь ее мертвое тело…
Я видела, что он собирается сделать, и с ней все в порядке – но почему он ничего не говорит? Знаю, все несомненно беспокоятся о тебе, Эдвард, но скажи уже хоть что-нибудь – о, подожди, ты уже собрался это сделать. Тогда не бери в голову; вперед.
Боковым взглядом Элис уловила мое лицо, когда я начал открывать рот; а я всего лишь хотел раздраженно вздохнуть, но последняя мысль Эммета – Интересно, он на самом деле ее убил – переполнила чашу моего терпения, мой гнев вспыхнул несмотря на влияние Джаспера.
Я тщательно старался контролировать свой голос, хотя руками сильно сжимал руль. «Так здорово, что моя семья мне доверяет и даже не сомневается в том, что я могу удержаться от убийства обычной человеческой девушки». Сарказм невозможно было не услышать, поскольку моя фраза была целиком им пропитана.
«Значит, она не мертва?» - спросил Джаспер, зная мою вспыльчивость и приготовившись погасить ее, как только она вспыхнет. Иногда я задавался вопросом, можем ли мы переносить несколько черт в наше вампирское существование – если не учитывать мою способность читать мысли, могу поклясться, я стал еще вспыльчивее. Хотя, по истечении некоторого времени, я начал думать, что унаследовал одну из подростковых черт, потому что я навечно застрял в возрасте семнадцати лет.
«Нет». Коротко и по существу: нужно отвечать резко. Если я буду говорить мягко, они начнут задавать мне вопросы, хотя им необязательно волноваться или интересоваться мной или кем-либо еще – Беллой, например.
Мое желание защитить ее перед своей семьей поразило меня, когда я осознал его в полной мере. Я никогда не претендовал на какое-либо существо – человека или вампира – даже когда сам был человеком, и это делало меня свободным от чувства необходимости защищать кого-то от кого-то другого, не считая моей семьи.
В некоторой степени то, что Белла вызывала во мне подобную реакцию, меня беспокоило. Белла вывела мое дремавшее желание ее защитить на новый уровень, не говоря уже о других чувствах, которые все еще упорно продолжали ускользать от моего понимания.
Я, 104-летний вампир, не могу придумать, что заставляет меня беспрестанно расхаживать по комнате, перебирая в голове мысли и вопросы об этой человеческой девушке. Хоть убейте, но я не могу разгадать бурлящие во мне эмоции.
Члены моей семьи на что-то намекали и тщательно скрывали свои мысли, не давая мне никаких ключей и разгадок по поводу того, что со мной не так, и из-за этого я полагал, что все гораздо хуже – но просить о помощи я точно не буду. Я никогда никого не просил о помощи, в том числе и свою семью, перед которой я всегда сохранял невозмутимость.
Много раз они задавались вопросом, что заставляло меня вести себя подобным образом, отказываться от помощи или советов и держаться в уединении. Казалось, что Карлайл и Эсме начинают переживать все больше и больше с каждым годом, проведенным мною с таким неизменном образом жизни.
Мои братья и сестры приняли мое поведение, но время от времени я все-таки слышал их беспорядочные тревожные мысли – например, в те моменты, когда семья собиралась вместе, и все сидели, обнявшись друг с другом, а я сидел на стуле или скамейке около рояля, равнодушный к их попыткам выразить привязанность и не нуждаясь ни в чем, чтобы чувствовать себя довольным.
Чем больше я об этом думал сейчас, тем отчетливее я осознавал, что это была лишь видимость, даже для меня; я не признавал, что чувствовал одиночество, которое было скрыто во всем, скрыто, потому что я отказывался его чувствовать. Я отталкивал чувства и обрекал себя на одиночество, думая, что так обретаю счастье.
И только сейчас я понял, что не испытывал истинного счастья, это было скорее мимолетное спокойствие, в котором я так нуждался каждый раз, когда отказывался от своих чувств. Будто наркоман, я искал спокойствие, думая, что это наслаждение, и я хотел заполучить все больше спокойствия каждый раз, когда мои мысли вновь заполняло одиночество.
С такими тревожными мыслями я не заметил, как доехал до дома; слава богу, мои близкие перестали расспрашивать меня о моей непродолжительной поездке с Беллой. Но их предположения и мысленные вопросы на этом не прекратились.
После того как я услышал: Зачем он ее куда-то повез?, вероятно, раз в двадцатый, останавливаясь перед домом, мое увеличивающее отчаяние достигло точки кипения. Ко всему прочему, Розали бесилась из-за того, что я ничего не объяснил, и требовала от меня ответов, мысленно крича, чтобы я что-нибудь сказал.
Я первым покинул машину и направился к дому, чтобы переодеться и пойти с Джаспером; он мысленно напомнил мне, наряду с предупреждением: Розали в ярости, Эдвард. Если ценишь свою жизнь, беги – и прежде, чем ты успеешь это сказать, да, я знаю, у нас нет жизней.
Звук моих быстрых шагов по ступенькам уведомил Эсме о том, что я бегу; она окликнула: «Эдвард! Не скрывайся; иди сюда!» Что он делает? Будто его огонь преследует – о боже, что привело Розали в такое кровожадное состояние?
Добравшись до комнаты, я перешел на более медленную скорость, я надел рубашку с пуговицами и старые джинсы – так я обычно одевался для охоты, в случае если пролью кровь. Как правило, вампиры не теряют ни капли из-за жажды крови, но я выработал привычку одеваться так, чтобы походить на туриста в случае, если мы встретим людей. Я выбежал из комнаты, и едва успел спуститься по лестнице, когда-
«ЭДВАРД!» ЭДВАРД! Иди сюда СЕЙЧАС ЖЕ!
«Не обязательно кричать, мысленно или вслух, Розали». Стоять напротив нее было довольно рискованно – слишком близко, она скорее всего прыгнет на меня, слишком далеко, она все равно прыгнет. Очень хрупкий баланс, определяемый лишь несколькими миллиметрами в каждом из направлений.
Эммет довел это до совершенства в те многочисленные моменты, когда она была от него в бешенстве; я был вторым по счету, частенько ввязываясь с ней в споры. Однако следует сказать, что несогласие со мной являлось чем-то иным; я обладал нечестным преимуществом, поскольку знал о споре заранее, прежде чем что-то произносилось вслух.
В ярости, с черными как смоль глазами, казалось, что на этот раз Розали старалась сдерживаться от прыжка. Отлично; я правильно выбрал позицию. «Что ты натворил, Эдвард?!» Откуда в твоей машине запах человека?!
«Что-то случилось?» - Эсме вмешалась прежде, чем Розали получила возможность обратить все это в полноценную битву – включая кулаки и рык. Кто-то пострадал? О, пожалуйста, скажи, что с той девушкой ничего не случилось…
Спокойно и быстро я ответил: «Ни с кем ничего не случилось», я попытался успокоить мать. Она благодарно улыбнулась прежде, чем встряла Розали и произнесла, яростно и пристально глядя на меня.
«Тебе стоит говорить правду, Эдвард. Потому что хорошо бы, если бы твоя машина была пропитана запахом этой человеческой девушки не из-за того, что она сейчас где-то лежит мертвая и нам придется убраться из города».
Эсме застыла в изумлении. Его машина? «Твоя машина?»
Я сжал челюсти; у меня не было ни терпения, ни времени, чтобы спорить о чем-то с мамой или сестрой. Джаспер стоял у двери, терпеливо меня ожидая и спокойно воздействуя на ситуацию. Элис нервно наблюдала за происходящим позади него, не зная, чем это может обернуться.
Эммет беззвучно фыркнул от смеха, смеясь над тем, что на меня кричала его жена – а также над моей причастностью к тому, что вся обивка в машине была пропитана ароматом Беллы. Я сжал кулаки, почувствовав непреодолимое желание ударить его по голове, чтобы там остался шрам, и он наконец замолчал.
Но чтобы это сделать, мне нужно отделаться от этих двух. «Я говорю правду», - вымучил я из себя. «Я просто подвез ее до дома после того, как ей стало плохо на биологии». Как только эти слова слетели с моих уст, мне сразу же захотелось себя ударить.
«Биология!» - взорвалась Розали. «Ты же знал, что сегодня они будут определять группу крови, идиот». Как он мог туда пойти? Я знала, что они будут делать сегодня на уроке биологии, а я даже не хожу на этот урок! Он же сказал человеку, что не пойдет!
«Меня не было в классе!» - прокричал я. «Ее вывел Ньютон, ей стало плохо на тротуаре, я отвел ее к медсестре».
«Уверена, это был благой поступок», - усмехнулась она, в ее глазах вновь появился этот опасный блеск. Ты просто отвел ее к медсестре, да? И конечно же, тебе совсем не захотелось оставить ее себе?… В ее мыслях вновь промелькнула картинка неприличного содержания, и снова со мной и Беллой в главной роли. «Ну?»
Я прыгнул на Розали, мне удалось схватить ее за руку и нанести сокрушительный удар, пока она била меня в грудь ногами. Мой громкий рык разорвал воздух словно тяжелые шаги по влажной рисовой бумаге; Эммет, больше не ухмыляясь, зарычал на меня и преградил путь к жене.
Большинство наших драк заканчивались именно так; Эммет в роли барьера, Розали прекращает поддразнивать, когда вмешивается Эсме или Карлайл, а я обычно отступаю первым, на самом деле не желая причинять боль сестре, но в ярости от ее опрометчивости.
Даже я удивился, когда глухое шипение: «Убирайся с моего пути», проскользнуло сквозь мои сжатые зубы. Джаспер и Элис держали мои руки за спиной, но на данном этапе меня не заботило, насколько я ограничен в своих действиях. Мысли Розали пробудили во мне странное желание защитить Беллу, и подчиниться ему было практически невозможно.
Он никогда этого не делал; он никогда не пытался напасть на Роуз… На какое-то мгновение Эммет уставился на меня прежде, чем прорычать, немного нерешительно: «Нет».
Эсме начала ругаться: «Так, прекратите это сейчас же. Не знаю, о чем ты подумала, Розали, но извинись перед братом и прекрати все это». То же самое касается тебя, Эдвард; прекрати попытки ударить Розали и просто забудь о том, что она тебе наговорила. Мы знаем ее; не стоит затевать бессмысленную драку.
Добавлено (29.04.2010, 15:47)
---------------------------------------------
Мои мышцы расслабились, но я все еще не сводил глаз с Эммета; он отступил, зная, что я оставил в покое мысли, которые пронеслись в голове его жены. Джаспер и Элис медленно отпустили меня и отошли назад.
Розали вздохнула, скрестив руки и встряхнув своими длинными светлыми волосами. «Ладно, извини, Эдвард. Отправляйтесь в ваш небольшой поход с Джаспером, ладно?» Съешь оленя или волка, чтобы подкрепиться прежде, чем отправишься завтра на настоящую охоту с Эмметом.
Я медленно отступил, все еще сердясь на нее; я знал, что она пыталась лишь вывести меня из себя, но это не важно. Я должен защитить Беллу, как мне подсказывали эти странные новые чувства. Напряжение постепенно рассеялось, я вышел, Джаспер последовал за мной; Элис тихо закрыла за собой дверь.
«Я заберу пикап Беллы и отвезу его к ее дому», - предложила она, улыбаясь. Конечно, она видела мой разговор с Беллой; я улыбнулся и кивнул ей прежде, чем она исчезла, побежав обратно к школе, чтобы в буквальном смысле «забрать пикап Беллы» и отвезти его к ее дому.
Мы с Джаспером отправились в путь, направляясь в сторону леса, чтобы слегка «перекусить». Он был довольно спокоен, в данный момент его мысли были сосредоточены на охоте, и он особо не размышлял ни над чем конкретным. Я был рад этому; какие-то мысли помимо моих, заполнявшие мою голову во время охоты, обычно мешали мне сконцентрироваться.
Из-за этого во время охоты со всей семьей я, как правило, все равно охотился сам по себе – но когда рядом со мной был кто-то один, я мог с легкостью принять его мысли и особо о них не думать. Когда я охотился с кем-то одним, я всегда мог погрузиться в размышления, в некую медитацию.
Как сейчас, например; просто мчась с Джаспером по лесу в поисках оленя или волка, который поможет мне продержаться до момента, когда мы с Эмметом отправимся на охоту через девять часов, я мог полностью окунуться в свои мысли. Его мысли, также наполненные голодом и жаждой, смешались с моими, я мог слышать это благодаря его дару, он чувствовал то же самое – своего рода умиротворение, в то время как сам искал жертву в толстой листве и влажном воздухе.
Мы учуяли запах стада оленей недалеко от нас и направились прямо к нему, пробираясь сквозь деревья. Мой голод, взбудораженный тем, что сегодня Белла находилась так близко ко мне, заставил мое пересохшее горло наполниться ядом еще до того, как я покинул дом; сейчас я был невероятно голоден, практически так же как Джаспер, который большую часть времени боролся с подобным голодом.
Недостатком совместной охоты с Джаспером являлось то, что из-за наших способностей мы подпитывались голодом друг друга – он чувствовал мои эмоции, и это удваивало его ощущения, а я, слыша его мысли, чувствовал невыносимую потребность в крови нас обоих.
Олень не настолько сладок, он не так утоляет жажду, как …скажем, пума. Моя любимая; она сладкая и немного похожа на фрукты, если так можно описать запах, который я очень люблю. Конечно, он не такой как запах Беллы, но достаточно сильный для того, чтобы я полностью сосредоточился на нем, если испытываю жажду и охочусь.
Воздержание от человеческой крови - не такая уж простая задача, особенно из-за ее привлекательности для наших чувств; однако кровь животных можно считать вполне вкусной, если мы жаждем крови. С учетом всех обстоятельств, как только мы начинаем ее пить, она кажется нам удивительной, но мы жаждем еще, мы чувствуем, что напились – но при этом не удовлетворены. Кровь животных не может утолить жажду точно так же, как человеческая кровь.
Как только мы увидели оленей, мы медленно остановились и стали осторожно приближаться к ним, окружая с двух сторон, наши движения подсознательно находились в гармонии друг с другом. Это еще одна вещь, делающая вампиров садистами, обреченными гореть в аду; то, как мы питаемся.
Конечно, это происходило быстро: укус, затем вкус крови. Но вампиры жаждут учуять запах страха в крови своей жертвы; даже будучи вампирами-вегетарианцами, мы все же ведем себя точно также: сначала пугаем, затем нападаем. Адреналин, пульсирующий в венах нашей еды, страх в их глазах, исходящий от них волнами, паника, завладевающая ими, когда они бросаются прочь от своих преследователей, лишь чтобы попасть в ловушку…это вызывает привыкание.
В данный момент нами управляли наши инстинкты; словно стервятники мы приближались к нашей добыче, чтобы испить всю их кровь, убить и уничтожить их.
Без каких-либо осознанных мыслей, лишь пульсирующая кровь, быстро бегущая по их венам, головы, тревожно взметнувшиеся вверх, когда Джаспер сделал заметное движение, мое приближение.
Они знают, что должны испугаться, но все еще не бегут: боясь, что мы погонимся за ними. И мы погонимся: будем преследовать их, укусим, убьем, разорвем на части. Все, о чем мы можем думать, все, что мы знаем.
В нас не остается ни намека на цивилизованность; лишь жажда крови. Только желание, потребность – запах невероятно сильный, но никто из нас до сих пор не шелохнулся.
Мы ждем, ждем, ждем…один из оленей отступает назад, чувствуя, что что-то не так. Но он не убежит; это небольшое стадо оленей никуда от нас не денется.
Охотники испытывают жажду – рывок. Кровь, теплая, пульсирующая, текущая по венам…пьем. Жадно выпив кровь одного оленя, мы переходим к следующему, который пытается убежать, но ему удается сделать лишь несколько шагов.
Когда мы снова обретаем над собой контроль, и инстинкты, которыми обладает каждый вампир, отступают, мы разрываем трупы на куски, разрушая их. Тот, кем я являюсь – обладает силой, во много раз превосходящей силу человека, да и любого другого существа. Даже оборотень не настолько силен – они лишь могут прорвать кожу острыми когтями и зубами. Мы же можем вонзить зубы в свою собственную кожу, разорвать ее.
Простота того, как мы скрываем наши убийства, всегда изумляет и печалит меня; мы можем убить с легкостью и без труда замести следы. Как может такое существо, как я, не быть обречено гореть в аду?
Ответ на этот вопрос всегда от меня ускользал, и этот раз был не исключением. Джаспер вывел меня из моих размышлений, спокойно сказав: «Почему ты все время об этом думаешь?» Всякий раз, когда ты становишься грустным или сердишься таким образом, это значит, ты опять убеждаешь себя в том, что мы все отправимся в ад.
«Я всего лишь думаю о правде. Мы такие, мы поступаем таким образом». Мы направились обратно к дому, двигаясь более медленно, чтобы у нас было время поговорить.
«Как ты можешь так думать?» Как может кто-то действительно полагать, что он воплощение зла и ничего не заслуживает – даже самой маленькой радости, которую может предложить этот мир?
Вздохнув, я ответил: «Потому что я не понимаю, как кто-то, кто унес столько жизней, может заслуживать чего-то другого. Потому что я забрал столько жизней – жизней многих существ и человеческих жизней – я не смею надеяться на искупление».
Я помедлил, а потом продолжил еще тише: «И потому что я не хочу этих маленьких простых радостей, которые мне может предложить мир».
«Почему ты так говоришь?» Ты не замечаешь?
«Я так говорю, потому что никто за все время моей нежизни никогда меня не интересовал. И что я должен замечать?» Я нахмурился; что Джаспер хочет этим сказать?
И как он еще обо всем не догадался. Подумал он про себя; помедлив какое-то время, он осторожно заговорил, его мысли не отражали ничего, кроме того, что он вкладывал в свои слова.
«Подумай об этом…есть человек, кто-то, кого ты не знаешь достаточно хорошо, чтобы думать о нем все время, но именно это ты и делаешь. Он обостряет твои чувства, заставляет тебя испугаться, но в конечном итоге ты с этим справляешься и начинаешь вглядываться в него более пристально. Ты хочешь быть с ним, говорить с ним, но в то же время ты боишься, что причинишь ему боль, физически или иным образом. И на протяжении всего времени ты хочешь узнать его мысли, чтобы сделать все правильно».
Я фыркнул едва слышно – для человека – и ответил: «Да, именно это я чувствую по отношению к Белле, Джаспер, я знаю. Но в чем смысл?» Мы вышли на открытый участок около нашего дома и сейчас направлялись ко входу.
Он слегка улыбнулся. «Но Эдвард, я описывал то, что чувствовал к Элис в первые дни, как познакомился с ней». Беспокойство, напряжение, надежда, радость и боль, все превратилось в заинтересованность, уныние, если ее нет рядом, счастье, когда ты видишь ее, и ревность, когда ты видишь ее с кем-то другим…
Шок, вызванный словами Джаспера, начал проникать в меня даже несмотря на мою «тупую башку», если говорить словами Розали – все, что он описал, было потрясением для моего небьющегося сердца. Слово в слово; это было именно то, что я почувствовал, когда впервые увидел Беллу около месяца назад.
«Ты думаешь…» я не смог закончить фразу.
Он подтвердил это вслух, когда мы подошли к входной двери. «Ты чувствуешь к Белле то же самое, что я к Элис». Не отрицай это; знаешь, я могу чувствовать то, что ты испытываешь. Это правда.
Для меня это было подобно заряду тепла, огнем взорвавшемуся на моей коже. Неожиданно, я был абсолютно к этому не готов; в ответ я смог лишь застыть на месте, прямо около входной двери, и уставиться на него широко распахнутыми глазами.
Я знал, что испытываю по отношению к ней нечто особенное, что я никогда не испытывал – или не хотел – испытывать раньше. Я никогда не искал этого, даже после того, как Эсме вошла в жизнь Карлайла, Эммет – в жизнь Розали, или когда я увидел близость Джаспера и Элис. Я никогда старался не затрагивать этой чуждой и далекой темы – и никогда раньше никто из членов моей семьи не осмеливался заговорить со мной об этом.
По крайней мере они об этом не высказывались вслух; хотя их мысли были громкими и дикими, как всегда, когда они думали о моем одиночестве, один за другим. Карлайл стал обо мне беспокоиться после того, как к семье присоединилась Эсме, именно тогда была обращена Розали. Но поскольку она была мне лишь сестрой, они продолжали за меня переживать.
Розали пришла в смятение по поводу моего отказа от ее осторожных проверок моих границ, моих пределов, направленных на то, чтобы понять, что я о ней думаю. Но она быстро осознала, что не привлекает меня, и оставила свои попытки, нам даже не нужно было объясняться.
Следующим к семье присоединился Эммет, и он был следующим, кто стал обо мне беспокоиться. Но даже не смотря на то, что он не заговаривал со мной на эту тему; ни он, ни Розали не знали, что я слышал их беседу, пока она не закончилась, но он думал, что я, должно быть, потерял свою любимую давным-давно и поэтому проводил время в уединении, никого не видя дни напролет.
Розали ему объяснила, что меня просто никто не интересовал, и я просунул голову в комнату прежде, чем он успел предположить, что я гомосексуалист, чтобы он прекратил так думать. Именно это стало причиной нашей первой драки, если я не ошибаюсь, я тогда выиграл.
Элис и Джаспер пришли в нашу семью вместе, счастливые, в поисках семьи, которую она видела в своих видениях. Джаспер первым стал обо мне беспокоиться, будучи более восприимчивым, обладающим более чуткой интуицией, в отличие от Элис – она видела будущее и частенько не замечала людей прямо у себя под носом.
Она единственная меня спросила, но я так и не дал ей прямого ответа – возможно, потому что я действительно не знал о том, что все думали, что мне кого-то не хватает, или может быть дело было в том, что вся моя семья застыла в ожидании долгожданного ответа на этот вопрос.
Но я не знал, что мне кого-то не хватает, а сейчас знаю. Все эти годы я был один, все это время, когда я не замечал, что у меня чего-то нет, потому что довольствовался видимостью удовлетворения, я думал, что просто живу. Сейчас, я понял, что я искал.
Искал кого-то или что-то, чего у меня не было; чувство по отношению к кому-то другому, отличающееся от тех чувств, что я испытываю к своим братьям, сестрам, родителям. Именно это я искал, и я не знал, чего мне не хватает. Того, что есть у них, и сейчас Джаспер думает, что именно это я испытываю к Белле.
Любовь.
Эти шесть букв, это одно слово, было настолько чуждым и незнакомым мне, что я мог лишь просто уставиться на него; мне нужно объяснение. Я не понимаю, что это такое – я не опытен в чувствах, которые я испытываю сейчас, кажется, у всех них есть свои названия.
Он улыбнулся мне – на какое-то мгновение я почувствовал себя младшим братом. Молодым, неопытным в отношении мира, сердца, в отличие от него. «Ты не знал?» Или не замечал?
«Я-я замечал, но я не знал…не знал, что это такое», - пробормотал я, почти что сам себе, но достаточно громко, чтобы он смог услышать. Он кивнул, успокоившись на этом, зная, что теперь у меня есть ключ к тому, почему я веду себя как-то по-другому, мне нужно время подумать.
Любовь. Неужели я на самом деле испытываю ее к ней, к Белле? Это кажется настолько удивительным, что я не могу в это поверить. Я Эдвард – отшельник – и вот, сейчас я чрезвычайно растерян из-за человеческой девушки, которую, как думает мой брат, я люблю.
Сейчас не могу об этом думать; не хочу думать ни о чем, что я узнал о себе сегодня. У меня много времени, чтобы подумать во время охоты, на которую мы отправимся через несколько часов – и едва ли начало смеркаться. У меня еще много времени.
Время пойти к Белле. Я устремился в дом и переоделся в чистое – на моей одежде после охоты остались кусочки веток и грязь, поскольку я опускался на колени, чтобы выпить кровь оленя. Уходя, мне удалось избежать своих близких, которые все находились в доме, веселясь и размышляя над тем, что открыл мне Джаспер.
Дом просто наполнен любителями подслушивать; это просто чудо, что мне вообще удалось сохранить свой маленький секрет. Правда, я никогда не говорил об этом вслух, но суть такова – моя семья превращается в кучку сплетников, когда дело доходит до членов семьи и их секретов.
Я вышел из дома и помчался сквозь деревья, направляясь к дому Беллы, вперед к нескольким блаженным часам, когда я смогу наблюдать за тем, как она спит. Но на протяжении всего пути я мысленно повторял слово, бесконечный вопрос, на который у меня не было ответа.
Любовь?
) 
, сон лучшее лекарство 
мне нра) 
и офигенский человечек 
Ты как всегда - молодец!Захожу,а тут перевод свеженький. 
