//twilightmovie.ucoz.com - сайт о вампирах. Дневники вампира; Настоящая кровь; Сага Сумерки - Форум

Часть 1.

- Как долго еще ты собираешься сидеть здесь и гипнотизировать эту деточку? Думаешь, она от взгляда растает или начнет левитировать? – устало протянул Амая, глядя на вот уже несколько часов сидевшего рядом в темном и влажном туннеле пещеры барса.
- Я, - он остановился, - понимаешь, я просто никогда не видел их так близко…
Оборотень выглядел растерянным, его зрачки ловили каждый ее жест, каждую дрожь, каждый всхлип его уши аккуратно складывали в копилку в своей голове. Небольшой, черный от копоти с кровавой запекшейся коркой силуэт еще способен был двигаться.. говорить она явно не могла, она не могла спать, боль вероятно была настолько невозможной, что причиняла адские муки.
- Близко…какой же ты еще ребенок, от них надо держаться как можно дальше. Они истребляют наше потомство… 5 или 6 моих жен были убиты вампирами… Около 15 детей… - в его ледяном тоне не было ни капли скорби, не было и грусти. Бальтазар не мог понять его. Как мог он так спокойно и холодно говорить о своей семье, о своих детях? Но Амая всем своим видом показывал полную безучастность. Ему действительно было абсолютно плевать.
«Быть может, он смирился?»
- как тебе это удается? – неожиданно для самого себя спросил ирбис.
- Удается что?- все так же спокойно, не отводя взгляда от девушки пропел холодный как океан голос из темноты.
- Ну, оставаться таким спокойным, говоря о смерти близких? – Бальт недоумевал, неосознанно пододвигаясь к Амае, который давно уже вернулся в свою позу «каменного изваяния» в которой сидел и до прихода оборотня. Он молчал, прислонившись к каменной стене пещеры, по которой стекали капли воды, сырость и полузеленые камни… Он удивительно гармонично смотрелся в таком пейзаже… его длинные гладкие жемчужные волосы сейчас собранные в причудливый узел сами походили на струи воды, стекая по камню, на котором он сидел, обрамляя его тело каскадом брызг.
- За тысячу лет я пережил сотни своих родственников… Когда мне исполнилось 18 у меня было 216 жен и 118 детей. Мальчиков из них было всего 47.
Бальтазара начинала бесить, эта странная манера излагать свою родословную. От того паренька, добродушного и близкого, которого он вчера определил за столом как союзника, не осталось и следа. Сейчас эта была просто застывшая картина, холодная, странная, далекая.
«Как может быть оборотень таким хладнокровным? Он не лучше вампира, такой же окаменело-жестокий»
Резкий душераздирающий вопль разорвал молчаливую паузу в его речи. Она трижды дернулась и обмякла на цепях, повиснув, как кукла из кукольного театра после представления, повешенная за нитки на крючок. Бальтазар отвернулся от отвращения, но почему-то необъяснимо для себя все еще был здесь, он продолжал сидеть и смотреть то на оборотня, то на вампиршу. До его чуткого носа доходил гнилостный запах ее паленой плоти и его странный рыбный.
Амая повернулся к ирбису, он будто отделился от камня, настолько сливался с ним до этого. Морозные цвета глубочайше-синего индиго впились в изумрудную зелень взгляда барса.
- Уходи отсюда. Ты еще не решил остаться ли тебе с нами, твое присутствие здесь, в хранилище нашей тайны совершенно неприемлемо. Уходи или я заставлю тебя уйти.
Ни одной ноты угрозы, все тот же стальной холод звенящего и молодого вот уже сотни лет голоса. Ирбис безвольно и ошарашено встал, ноги сами медленно вели его на воздух, к солоноватому аромату бьющих о берег волн, прочь от смрада пещеры, прочь от душераздирающих воплей, к солнцу, к его ласковым желтым лучам, к веселым и беззаботным чайкам.
Он не мог понять себя, в голове не было ни единственной мысли сопротивления его словам, он даже не хотел возражать, не хотел арканиться, как было всегда, он ушел тихо, молча, покорно покинул пещеру, так и не узнав ничего нового, ничего существенно, лишь оставив за собой новые немые вопросы, стайкой скопившиеся в глубине разума. Солнце било по глазам, он медленно, почти обреченно возвращался в странную таверну в порту. Опустошенный, покинутый, одинокий как никогда, потерянный и еще больше чем утром несчастный. К его удивлению, солнце давно перевалило за центр неба, из чего он сделал вывод, что был почти вечер.
«Сколько же я проторчал в этой долбанной пещере? Несколько часов это точно, но сколько конкретно?»
Он шел по горячему песку, который просачивался сквозь пальцы, мякго пересыпая свое песчаное тело по берегу. Он ощущал себя такой же крохотной прозрачной песчинкой, но не свободной как они, волной пересекать континенты с порывом ветра, а закупоренной в огромные песочные часы, по воли неведомого хозяина вынужденной пересекать тонкую перемычку между 2мя сосудами. Ограниченную в пространстве, закованную в стеклянной клетке против собственной воли.
Глаза застекленели так же как его путы. Мир вокруг рушился, только-только успев приобрести хоть какие то более или менее четкие очертания и теперь ему предстояло заново строить свою реальность. Он знал, нет, скорее чувствовал, что тот выбор, что назван «его выбором» давно сделан, он знал, что этого выбора у него нет, он вынужден согласиться, он вынужден остаться…

Ты всегда будешь молодым, ты всегда будешь прекрасным, ты же Брайан Кинни, бога ради, ** твою мать!©

Мария чувствовала легкость, полупрозрачную, мягкую эйфорию. Она лежала на полу, медленно смыкая и снова открывая веки. Все ее тело было расслабленно, ворс ковра нежно ласкал голые плечи и щиколотки, комната почти плыла перед глазами, разум кружился где то в иной вселенной и улыбка блуждала по лицу. Мечты мерным вихрем проносились в голове, розовыми бликами искрясь в нервных клетках, щекоча, возбуждая фантазию и отдаваясь толпой очумелых мурашек на коже.
Она резво перевернулась на живот и протянула руку под кровать, извлекая небольшую деревянную шкатулку. Резная крышка была плотно закрыта. Старое, потрепанное дерево давно потускнело, но выглядело невероятно благородно. Она оперлась на локти и аккуратно приоткрыла крышку.
Эту старую коробку с тайнами и своими личными сокровищами она привезла из своего первого дома. Она медленно вытянула нитку черного жемчуга. Каждая жемчужина отделялась от остальных двумя узелками, чтобы если нить порвется, невозможно было растерять ни одной. Жемчужины гладкие, матовые шарики, идеально ровные окружности были разных размеров. Их тут было не меньше сотни. Это была память о ее отца, он сам получил его в дар и был похоронен с ним… Считалось что с ним. Она вспомнила тот день: отец мертвым белым телом лежал на погосте, нить черного жемчуга, покоились в его раскрытых устах, вместе с самоцветами. На его закрытых глазах лежали золотые монеты. Так хоронили только привилегированных воинов. Это была плата паромщику, что отвозил их в мир мертвых. Она помнила, как тайком стянула нить их его уст, чтобы паромщик отказался везти его, чтобы платы оказалось мало и отец вернулся с того света и снова оказался живым. Но он так и не пришел, он просто погиб, паромщику хватило и того, что осталось… Глаза ее погрустнели. Рысь перевернулась на спину, нитка жемчуга легла меж ее грудей. Спустя минуту она подняла жемчужное ожерелье, открыла рот и оно струйкой стекло туда, накрыв губы блестящими черными пурпурными камушками. Мария замерла, притворяясь мертвой – покрытое испариной расслабленное тело, усыпанное драгоценностями. Она представила, как странно и пугающе выглядит сейчас: лежащая навзничь, украшенная жемчугом, представляющая собственную смерть. Вдруг она неловко вздохнула, подавившись одной из бусин, резко встав и закашлявшись. Нитка жемчуга выскользнула изо рта, Мария поймала ее ладонью. На бледном лице выделялись неестественно красные губы. Она кашляла и кашляла над горстью мокрых перламутровых голышей, и ее позвоночник тоже напоминал нитку бус.
«Нет, хватит, мне явно рано умирать…» Она швырнул нить обратно в шкатулку и достала нечто маленькое, на грубой коричневой веревке-полоске кожи. Амулет, вырезанный Ваби, он подарил его ей после их первой ночи. Он был из рожкового дерева, священного для индейцев, коим был Ваби-Маниду. Он одел его на ее шею, нежно приподняв волосы, под ветвями ивы, где они провели ночь. Тогда бил розовый восход, помятая трава и помятая Ваби кожа. Следы его запаха, следы его поцелуев, следы его пальцев, сильных, властных. Мария поежилась от удовольствия, пресекая в себе желание рвануть к нему посреди бела дня. Она ласково погладила резной талисман, проверяя его на действительность и бережно положила в шкатулку с легким вздохом.
Странная деревянная коробка хранила память всех мужчин в ее жизни, она хранила их души и их секреты. Мария заглянула внутрь. Прядь волос ее первого мужчины, засушенный цветок с маленьком пожелтевшем от времени конверте, ее лучший друг оставшийся в человеческом прошлом. Острый белый клык, первый вампир, которого она убила и выдрав этот зуб на память. Большое серебряное кольцо с орнаментом, подарок того, кто желал ее, того, кто хотел когда-то взять ее в жены. Она вздохнула, снова плотно закрывая шкатулку и толкая в тайник под кроватью.
Подтянув ноги к себе, она заключила колени в кольцо рук. Ей хотелось тепла, ей хотелось быть женщиной. Хотелось быть слабой и податливой в чьих-то руках. Хотелось стать женой, матерью, любимой… Она хотела огромного волка, но это была не любовь. Он просто был сильным, смелым, красивым…но не избранным. В нем не было чего-то очень важного, чего-то чего так не хватало девушке.
Она резво встала на ноги, принимая последнее решение и потоптавшись в дверях, рванула в комнату Бальтазара.

Ты всегда будешь молодым, ты всегда будешь прекрасным, ты же Брайан Кинни, бога ради, ** твою мать!©

Когда, править будешь, обрати внимание в первой части на тавтологию:

Идея со шкатулкой Марии понравилась.